названной так в честь Лыбеди — легендарной сестры трёх братьев-основателей местечка Киева. Именно здесь она, запрятанная под землю и закованная в бетонные берега на всём своём протяжении, неожиданно вырывается на волю. Это единственный участок, где на протяжении полукилометра она протекает в своём естественном русле. Место это даже получило от мэрии охранную грамоту как памятник природы «Древнее устье реки Лыбедь».
В первый момент экскурсантам здесь так понравилось, что они старались не обращать внимания на старые автомобильные шины, торчащие из воды, и мусор, живописно повисший на ветвях деревьев.
Пластиковые кульки и тряпки висели чуть ли не в метре над водой. После сильных ливней вода здесь поднималась на метр и выше. Видимо, гаражи здесь не раз затапливало, поэтому левый берег Лыбеди и был укреплён насыпным грунтом, в результате чего дорога стала пролегать чуть ли не вровень с крышами гаражей.
— Как же всё течёт и меняется в этом мире! — покачивая головой, искренне сокрушался гид. — Некогда полноводная, глубокая, с широким устьем, куда заходили из Днепра торговые ладьи, а рыбаки ловили во множестве разнообразную рыбу, река эта превратилась в наше время в сточную канаву, а живописные берега её в мусорную свалку.
Былинные берега теперь состоят, как видите, исключительно из строительных и бытовых отходов, из бутылок, тряпья, консервных банок и прочего хлама, свозимого сюда годами, а зажатое между Лысой горой и насыпной дорогой русло реки напоминает сейчас грязную, зловонную канаву. (P.S.: более того, после февральских событий на Евромайдане именно сюда почему-то свозили пропитанный гарью снег и остатки сгоревших шин.)
И всё же, несмотря на захламленность, эта летописная местность до сих пор представляет собой некий природный оазис посреди урбанизированного пейзажа с гаражами, железнодорожными путями и бетонными эстакадами.
Благодаря статусу «памятника природы» здесь сохранилась ещё уединённая сельская идиллия с поющими птичками и журчащей водой.
Пройдя под высоковольтной вышкой линии электропередач, двоюродные сёстры спустились к реке. Вековые вётлы склоняли тут ветви до самой воды. Деревья достигали такой толщины, что Майя и Жива даже при желании не смогли бы вдвоём обхватить их руками.
Здесь, в низине было довольно тихо, если не принимать во внимание удалённый гул автотрассы. Правда, тишина эта была какая-то странная, жуткая. Здесь явно ощущалась близость Лысой горы, которая вздымалась напротив.
На противоположном берегу почему-то валялось много мёртвых деревьев — чёрных, покосившихся, с изломанными стволами, и во всём этом мрачном угрюмом пейзаже чувствовалась некая потерянность и заброшенность.
Живе показалось вдруг, что она видит девочку в белом платье. Та печально сидела на сером камушке, грустно зажав колени руками, будто Алёнушка с известной картины Васнецова, и, пригорюнившись, глядела в тёмную воду.
— Зоя! — позвала её Жива.
— Где она? — обрадовалась Майя, — где ты видишь её?
Девочка в белом платье вдруг исчезла, как будто её и не было.
— Показалось, — вздохнула Жива.
— Зоя! — крикнула ещё раз Майя, но ответа не последовало.
Лишь две серые утки, вспугнутые криком, взлетели от воды.
Двоюродные сёстры вновь поднялись на насыпную дорогу и пошли вдоль реки, глядя на тёмную, закрывающую полнеба Лысую гору
— Она ведь жила именно здесь, на этой горе, — кивнула Жива. — Кто? — спросила Майя.
— Лыбедь, — ответила Жива и тут же поправилась, — княжна Лыбедь. Она жила здесь в уединении, в отличие от своих братьев, живущих в центре Киева. И до самой смерти оставалась старой девой. Видимо, поэтому гору эту и назвали Девич-горой.
— Почему же она осталась старой девой?
— Считала, видно, что никто не достоин её руки и сердца.
И хотя к ней сватались десятки женихов, она всем отказывала.
— Слишком гордая была? — усмехнулась Майя.
— Скорее переборчивая, — ответила Жива. — А когда постарела, то сама уже была никому не нужна. Сидела тут на горе, и с горя плакала, пока из слёз её не образовалась эта река.
— Да, поучительно.
Что-то невидимое за кустами вдруг вспорхнуло от реки, оказавшись большой белой птицей. От неожиданности девушки вздрогнули.
— Лебедь? — удивилась Майя. — Откуда здесь лебедь?
— Залетел, видно, случайно, сюда, — пожала плечами Жива, — с днепровских плавней… или с Галерного острова.
Шумно замахав крыльями, белый лебедь поднялся над вековыми вётлами, а затем скрылся за чёрной горой.
Плавное течение Лыбеди на перекате убыстрилось. Перед железнодорожным мостом, за которым начиналась автотрасса, двоюродные сёстры заметили метровую в диаметре железную трубу, выходящую непосредственно из-под толщи горы, перекинутую над рекой и зарытую в землю на другом
