Тело до последнего борется и сопротивляется. А я ничем не могу помочь. Я уже много выплеснула, надо ждать, пока сила наберется вновь. Я ведь тоже живая, если полезу сейчас помогать, и ее не спасу, и себя подставлю. Агония…
Я всхлипнула. Господин Самир притянул меня к себе и неуклюже ткнул носом в плечо.
– Первая она у вас?
Кивнула. Да, первая, кого я теряю. Так получилось, дома моя практика обширной не была, а здесь я выворачивалась. Где знаниями, где своим даром. Самые безнадежные случаи вытягивала – и зачем? Чтобы больную отравили у меня под носом.
Кто?!
Кажется, я спросила вслух, потому что господин Самир погладил меня по волосам.
– Разве вы не поняли? Вторая служанка… Услышала, что стражу позвали, кинулась наверх, да и… запятнала душу темнотой.
– Это я виновата. Оставила обезболивающее.
– Ошибаетесь, госпожа Ветана. Сами размыслите: если кто отравить идет, неуж яда с собой не возьмет?
Эм-м-м… а верно! Обезболивающее – хорошо, но ядом – проще. Или даже ножом.
– Наверняка у нее и свое было, а ваше просто под руку подвернулось. Вот и…
– Я могла бы не оставлять ее…
– Вы же не подозревали никого из домашних. Да и остались бы… Лежало б тут два трупа.
– Я бы смогла…
– Что смогли? Госпожа Ветана, вы себя переоцениваете. Вы себя в зеркале-то видели? Ручки тоненькие, пальцы прозрачные… Да и не ждали бы вы удара. Не так?
– Я сильная, – огрызнулась я. – Просто выгляжу так.
Меня почти по-отечески погладили по волосам.
– Конечно, госпожа Ветана. Просто поймите, вы бы и ее не спасли, и сами тут легли.
Умом я все это понимала. Даже произносила те же полезные и серьезные слова. А сердце болело. Сердце не желало понимать, оно грызло и ныло, оно плакало о женщине, которую мне не удалось спасти.
Легкий вздох, похожий на шипение, я услышала даже одним ухом. Второе было прижато рукой господина Самира.
– Все?
– Да. Кажется, все.
По комнате поплыл неприятный запах. После смерти мы все пахнем не слишком хорошо, это я знаю. Мышцы расслабляются, и все, что было внутри, выливается наружу.
– Мама! МАМОЧКА!
Господин Литорн.
Я хотела перехватить его, утешить, но мне не дали. Самир ловко прижал меня так, что и слово сказать было тяжко, а Торн вступил в игру:
– Господин Литорн, ваша мать, к сожалению, скончалась.
– Нет!
Крик вышел настолько бабьим, что мужчины поморщились, а я отвела взгляд. Иногда просто стыдно смотреть на человека.
– Господин Литорн…
– Нет! Я не верю! МАМА!!!
Остановить его не удалось. Мужчина прорвался мимо нас в комнату, рухнул на колени у кровати, схватил холодеющую руку, прижал к губам и зарыдал. Истерически, со всхлипываниями и подвываниями. Минут пять я это просто созерцала. Потом вспомнила, что все-таки лекарь, и полезла в сумку за успокоительным.
Как бы этого еще не пришлось откачивать… Тонкая натура, м-да.
Самир успокаивал господина Литорна. Я в процессе не участвовала, потому что при виде меня тот начинал истерически рыдать. Так никакого успокоительного не хватит. Но и уйти пока не получалось. Мало ли что? Вот и терлась в гостиной со стражниками.
Слуг расспрашивали об исчезнувшей девушке, и картина складывалась неприглядная.
– Юнис? Шалопутка, – поморщилась кухарка. – Вечно напялит юбку, ноги наружу выставит, да еще кофту с вырезом нацепит. Сиськи наружу вывалит, и пошла…
– И госпожа Литорн это терпела?
– Ей Несси прислуживала. Да и не решалась та, при госпоже-то. А уж когда хозяйка слегла, Юнис вовсе распоясалась. И чуть что – к хозяину.
– И не просто так? Он мужчина молодой, свободный?
