он со мной откровенничает?
Странно это как-то.
Ладно, я еще обдумаю этот момент.
Я доела, горячо поблагодарила повариху и попросила отправить меня домой. Что Майло и сделал.
Но как она умудрилась? Обычно такие, именно такие попытки самоубийства не заканчиваются ничем хорошим. Шум, крики, скандал, а вот умереть не получается. И дерут незадачливую самоубийцу за косы, а то и хворостиной поперек думающего места. А тут слишком все продумано.
Графиня, как я понимаю, человек взгальный, нервный, бестолковый, куда ей планировать? Что под руку попало, то и сделала. Да и пес с ней.
Завтра в храм. Вот в наш и сходим.
Приближенный Светлого Святого уже собирался ложиться спать, когда в дверь его кельи постучали. Кельей, конечно, это было весьма условно. Покои из трех комнат не поражали аскезой, скорее наоборот. Первая комната, приемная – да. Там все было просто, строго и функционально. Сюда приходили посетители, здесь приближенный вел дела с сугубо светскими личностями, поражая их своей скромностью. Вторая, спальня, была отделана так, что и придворные красотки не побрезговали бы. С громадной кроватью, с балдахином, с пушистым ковром и даже туалетным столиком – приближенный не был лишен тщеславия и тщательно следил за своей внешностью. Третья комната была рабочим кабинетом, совмещенным с гостиной. Сюда приходили доверенные люди, здесь стояли громадные мягкие кресла, здесь уютно горел камин, здесь имелся неплохой запас вин и закусок.[2]
Эх!
Вот только заснуть собрался, и нате вам! Совести у них нет! Ну, если это окажется что-то не важное – будут ночь на коленках молитвы читать! Поделом холопам нерадивым!
Мужчина с ворчанием открыл дверь и тут же понял – не зря. Перед ним стоял молоденький раб Светлого. Запыхавшийся и с отчаянными глазами.
– Меня слуга Шантр прислал! – выпалил он. – Прийти просит!
– Зачем? – брюзгливо осведомился приближенный.
Идти не хотелось. Снимать халат и мягкие тапочки, надевать рясу, шагать через весь храм, выслушивать неприятное (а то какое ж?) известие…
А придется. Выше его – только доверенный, так что вся власть в Пресветлом Храме – его. И ответственность его, и проблемы его, и свалить их не на кого.
Приближенный Фолкс кивнул рабам, которых в храме насмешливо называли рябчиками, мол, подожди за дверью – и отправился одеваться. Хорошо, под рясу можно ничего не надевать – все одно не видно. А наглецов под нее заглянуть тоже не найдется. Так что через десять минут он уже шел по переходам и коридорам храма в лабораторию Шантра.
– Что случилось?
В лаборатории дым стоял коромыслом в буквальном смысле слова. Что-то сгорело и воняло немилосердно. Сам Шантр, подлысоватый старикашка лет семидесяти, пребывал по этому поводу в отличном настроении и даже не ругался, что было весьма странно. Уж сколько раз приближенный отчитывал его за грех сквернословия и суетности…
– Что случилось?
– О, еще как случилось, – мигом отвлекся от дел Шантр, и это тоже было странно. – Прогуляемся?
– Зачем? – нахмурился приближенный.
– И то верно, незачем, – дробно, словно горох рассыпали, захихикал старик. – Я и тут могу все сказать. Чуете, горелым пахнет?
– Весь храм чует.
– А знаете откуда?
На этот вопрос приближенный решил не отвечать. Еще не хватало участвовать в идиотских играх полоумного старика, который от своей силы рехнулся. Маг-воздушник, слабенький и хилый, Шантр почти ничего не умел. Силы был не просто невеликой – крохотной, а потому пытался компенсировать слабый дар различными приспособлениями. Служил Пресветлому Храму вот уже лет тридцать, ненавидел весь мир и нещадно издевался над окружающими, нарываясь на такое же любезное отношение.
Шантр потер сухонькие ладошки, глазки, утопленные в череп, загорелись злорадными огоньками.
– Прибор расплавился.
– Какой? – не хватило терпения у приближенного.
– Натурально тот самый, который магов обнаруживает.
– Магов?
– Да не простых, а магов жизни.
Фолкс едва не сел где стоял.
