только-только с ним познакомилась.
Девушка! Рудольф чуть было не присвистнул. Отлично, продолжаем в том же духе. Расскажи мне о ней, медленно, осторожно.
– Как ее звали, госпожа Бендер?
– Понятия не имею.
Отлично, похоже, никто этого не знает. Неудивительно, что в указанное время в Буххольце никто никого не искал. Одному небу было известно, откуда приехала эта несчастная. Но вернемся к главному.
– А Франки тоже там был?
Кора посмотрела на свои руки, растопырила пальцы, потерла ногти. На ее лице появилось выражение как у упрямого ребенка.
– Вы не помните, госпожа Бендер?
– Почему же, помню. Его там не было. Я его никогда прежде не видела.
Глубоко вздохнув, Рудольф решился ударить прямо в цель.
– Видели, госпожа Бендер. Вы видели его. Однажды в подвале. И это произошло в ту ночь. Но это было гораздо позже, чем в одиннадцать. Я точно это знаю. Если в одиннадцать вы поехали домой, значит, позже вы вернулись. Я очень хорошо понимаю, что вам захотелось вернуться. Любая на вашем месте поехала бы обратно в «Аладдин». Вы были по уши влюблены в Джонни и хотели быть с ним. Это совершенно нормально. Так поступила бы любая нормальная девушка, госпожа Бендер. А вы ведь были нормальной девушкой, не так ли? Вы не были безумны. Только безумная могла бы бросить Джонни и… остаться дома.
Он чуть было не сказал «…сидеть у кровати больной сестры». Едва успев проглотить эти слова, Рудольф продолжил:
– В ту ночь вы вместе с Джонни, маленьким толстяком и еще одной девушкой сели в машину и уехали. У меня есть свидетели этого. А Франки, судя по всему, был уже в подвале, когда вы явились туда вместе с остальными.
– Я не знаю. – Голос Коры звучал так, словно она вот-вот расплачется. – Действительно не знаю. Помню только, что поехала домой в одиннадцать. А потом – октябрь. Мне неизвестно, почему так получилось.
Ее пальцы сплелись, стали тереть, скручивать и мять друг друга, словно у нее не было другой поддержки, кроме собственных рук. В голосе слышалась паника. Во взгляде читалась мольба: «Поверьте и поймите!»
– Я не бросила сестру на произвол судьбы. Я все для нее сделала. Все. Только на панель не пошла. Я хотела сделать это с мужчиной, которого полюблю. А Джонни… Я думала об этом, когда мы танцевали. Что я хочу этого – с ним. Даже если это будет всего лишь раз. Мне было все равно. Однажды я испытала бы это, и никто не сумел бы у меня этого отнять. «Спой сестре колыбельную, – так он сказал. – Я буду тебя ждать». И я подумала, что если она устанет и уснет, то, может быть, я смогу еще раз…
Открыв глаза, Кора заявила:
– Но я была осторожна. Я всегда была осторожна, уж поверьте. Я любила ее и никогда не сделала бы ничего такого, что могло бы ей навредить. Всегда была очень внимательна. Я знала, за чем нужно следить. Если Магдалина задерживала дыхание, я сразу же останавливалась. А если оно учащалось, двигалась медленнее. Одну руку я всегда клала ей на грудь, проверяя, как бьется сердце. Я никогда не ложилась на нее сверху, никогда. Обычно я делала это пальцами. Очень редко – свечой. А языком… Мне было слишком… Она мне все уши об этом прожужжала. Один раз я попробовала, но мне показалось, что это противно и опасно – так я не могла следить за тем, как она дышит.
Прикусив нижнюю губу, Кора беспомощно пожала плечами. В ее голосе слышались сдавленные рыдания.
– Я знаю, что это было неправильно. Я не должна была этого делать, это противоестественно. За это были уничтожены Содом и Гоморра. И я не хотела этого делать. Но Магдалина сказала, что это запрещено только для отцов и братьев, а не для сестер. И ведь ей было так тяжело. Она так хотела хоть разок переспать с мужчиной, но этого никогда бы не… У нее ведь была только я. И собственные чувства.
Голос Коры прервался, и, всхлипнув, она взмолилась:
– Только профессору об этом не говорите! Обещаете?
– Конечно, госпожа Бендер, обещаю.
Рудольф произнес эти слова, прежде чем успел осознать, что именно она ему только что доверила. Понимание пришло с небольшим опозданием. Кора уже продолжала, когда до него наконец дошло, как именно нужно понимать это «Я любила ее». Дословно!
– Магдалина говорила, что оргазм – это потрясающе. А я не знала, так ли это. И в тот вечер намерена была узнать. А тут надо ехать домой. Когда я вернулась, Магдалина что-то заметила и не давала мне покоя. «Ты такая странная, – сказала она. – Что-то случилось?» А потом заявила, что я должна сама допить шампанское. Мол, ей оно не нравится и у нее от него кружится голова.
Всхлипы стихли. Кора плакала без слез, не сводя глаз с собственных рук, с мнущих друг друга, переплетающихся пальцев. У Рудольфа возникло желание обнять ее или хотя бы сказать что-нибудь утешительное. Но ему не хотелось ее перебивать, поэтому он продолжал вслушиваться в ее лепет.
– Я осталась с Магдалиной. Сделала все, что она хотела. Накрасила ей ногти. Мы слушали музыку. Я не знаю, что вдруг произошло. Неожиданно она сказала: «Станцуй для меня!»
