— Здорово-здорово, тоболяки! — весело закричал он, кинул треуголку в угол и растопырил лапищи. — Гутен морген, Петрович!
Он крепко обнялся с Гагариным, а потом сочно поцеловал его в обе щеки, осыпав лицо Матвея Петровича мукой своего огромного парика.
— Ухты, разъел харю-то, мортира сибирская! — Меншиков дружески потряс Гагарина за плечи, едва не уронив. — Я тоже, брат, губернатор, а в Питербурхе на ржаных сухарях сижу, как лиходей в каземате!
Конечно, Лександр Данилыч прибеднялся и врал.
Зал во дворце Матвея Петровича был обставлен и убран по-европейски. Летнее солнце било сквозь высокие ячеистые окна с наборными стёклами, отражалось в лакированных изгибах мебели, огнём горело в зеркалах. На пышном диване с ножками в виде львиных лап сидел владыка Филофей в простом саккосе, с малым омофором и панагией на груди. Рядом на стуле притулился Пантила, обряженный в длиннополый русский кафтан. Пантила чувствовал себя очень неловко: не знал, что делать и что говорить.
— Богу — богово, спасённому — рай, — хитро подмигнул Меншиков и, склонившись, поцеловал руку Филофея.
— А это, Александр Данилыч, кодский князь Панфил Алачеев, остяцкий новокрещен, — представил владыка.
Меншиков захохотал и хлопнул Пантилу по спине:
— Я светлейший князь, а ты темнейший!
Пантила неуверенно улыбнулся.
Вдоль стены бесшумно прокрался лакей Капитон, поднял брошенную треуголку Меншикова и благоговейно понёс в сени.
— Юпитер-то наш Лексеич с государыней ныне из Данциха в Саксонию на воды перекинулся, — пройдясь по залу, сообщил Меншиков. — А меня на Адмиралтейство метнул. Так что, ежели царь нужен — терзай меня.
— Придётся, Лександр Данилыч, — вздохнул Гагарин. — Я сундук бумаг на подпись привёз, и подарки матушке Екатерине, и фарфор китайский для государя, и корешки всякие растительные в Аптекарский огород.
— Всё мне перешли, я со своей почтой в Питербурх отправлю.
На низеньком столике рядом с диваном стояла ваза с ранними яблоками, а ешё блюдо с виноградом, корзинка баранок, кофейные чашки, хрустальный кувшин с вином и кубки. Меншиков схватил кувшин и налил себе в кубок.
— Эх, Матюша, стали мы брюквоеды, крапивное семя, а ведь были рубаки, пьяницы! — шумно вздохнул Меншиков, выпил и сморщился. — Тьфу, кислятину подсунул, змей! — он сплюнул на пол. — Дворец твой кто строил?
— Ванька Фонтана, или не помнишь? Сразу после того, как тебе на Яузе Лефортов дом переделал. Да он горел лет десять назад. Это всё тут, — Матвей Петрович махнул рукой на потолок, — Лёшка, сын мой, заново заводил.
— А карета твоя цела? Не разбил в Тобольске?
— Цела, — кивнул Матвей Петрович. — Только дворня гвозди золочёные повыдёргивала. Решили, дураки, что чистое золото.
— Продай мне её, а? — вдруг попросил Меншиков. — Я ж её с первого взгляда полюбил. Там у тебя такая баба вырезана!.. — Меншиков ладонями показал внушительные женские груди. — Продай, скопидом сибирский!
— Не дороговато ли будет из Тобольска сюда катить?
— Ты же укатил в Тобольск — не разорился.
— Подумаю, — нехотя пообещал Матвей Петрович.
— Как там твой поход на Яркенд?
Матвей Петрович удивился, что Меншиков знает такие подробности.
— Войско ещё в пути, — осторожно ответил Гагарин.
— Пока твои ползут, наши-то Яркенд с другого бока возьмут. Слышал, государь войско в Индию отправил? Яицких казаков и солдат. Командиром поставил какого-то мурзу из Кабарды — князя Сашку Бековича, новокрещена вроде него, — Меншиков кивнул на Пантилу.
— Что-то слышал, — уклончиво сказал Матвей Петрович.
Меншиков подошёл к этажерке, уставленной заморскими безделушками, принялся перебирать их и рассматривать. Неугомонному, жадному до удовольствий, ему всё было интересно, до всего было дело.
— Бековичу в Астрахани целый флот построили. Велено ему переплыть Хвалынь и шагать к Аралу. Как возьмёт Хиву и Бухару, чтобы строил новый флот и по реке Дарье плыл в Индию. По пути и Яркенд пощупает.
Матвей Петрович нахмурился, вспоминая чертежи Ремезова.
— Не может того быть, — уверенно сказал он. — Дарья до Индии никак не дотягивается, и Яркенд совсем в стороне от индийского пути.
— Ну, не знаю, — легко ответил Меншиков. — Крюк сделает, хлопот-то!
Он нашёл очки в роговой оправе, водрузил их на нос, подошёл к зеркалу и внимательно обозрел себя.
— Я тоже в Индию хотел, да царь не пустил. Любопытно же индийских девок посмотреть… Подари очки, Петрович. Я в них в баню пойду.
— Бери.
