Торговые балаганы Черкасский отсюда изгнал: сказал, что не честь стольному граду иметь на главной площади базар. Теперь здесь завёлся новый порядок: на площади маршировали солдаты гарнизона. Оно и вправду пригляднее, чем ражее торжище, где то и дело кому-то бьют морду. Солдат — он сущность государственная и потому стать имеет тоже государственную; солдат собою любой город украшает, ежели ходит строем под барабан и левую ногу с правой не путает… Но сейчас служивых на площади не было.
Посреди пустого пространства толпились геодезисты. Они окружали маленький столик-мензулу с прикреплённой латунной загогулиной алидады, а рядом стоял большой стол, на котором были разложены бумаги — чертежи Верхнего посада. Над алидадой колдовал на-вигацкий ученик, другие ученики сновали с разными причудливыми инструментами в руках: нацеливали на солнце квадранты, вертели растопыренные угломеры с лимбами, таскали туда-сюда нивелиры на ходулях, глядели во все стороны в зрительные трубки. Те, что были с инструментами, диктовали помощникам какие-то числа. Некоторые на больших чертежах промеряли что-то длинными линейками или размеченными на градусы медными дугами. Пётр Гаврилович Чичагов ходил от ученика к ученику, растолковывал и поправлял.
Семён Ульяныч забыл, куда шёл. Работа с инструментами завораживала его: как людям удаётся из воздуха и света извлекать стройные числа? Но ещё удивительнее были чертежи новейшего манера — с пересечением прямых линий и долями окружностей, с какими-то мелкими цифрами в углах… Ведь эти прекрасные чертежи произведены от тех счислений, что извлекаются из бесплотного таинства пространства разными предивными инструментами! Геодезисты умели выявлять божье совершенство мира, перелагая его в точные и стремительные движения пера, и Семён Ульяныч легко читал в тех движениях план кремля и Софийской площади! И это совершали не какие-то волшебники, а самые обычные мальчишки, оболтусы, безусые вьюноши!
Семён Ульяныч бесцеремонно протолкался к большому столу и начал рассматривать ландкарты: Тобольск, Тобол, Иртыш… Всё как с птичьего полёта! Своими линейками, медными закорюками и зрительными трубками геодезисты возносили зрение на высоту ангелов и видели землю, как она есть, и вширь, и вдаль — до бесконечности. Это потрясло Семёна Ульяныча, и ему захотелось заплакать. На склоне лет он вдруг понял, как человек может воспарить над косной твердью и обозреть дольний круг бытия не силой бурного воображения, но ясным разумом, ненасытным к познанию!
Пётр Гаврилович Чичагов, чуть прищуриваясь, наблюдал за старым архитектоном, который жадно перебирал лист за листом, а из-под его шапки выбивались седые волосы, растрёпанные тёплым летним ветром. Ласточки метались над куполами собора и над тесовыми шатрами кремля.
Архитектон бережно отложил последний лист, растерянно поискал кого-то глазами и наконец наткнулся на Чичагова.
Ремезова передёрнуло. Распихивая мальчишек, он ринулся на командира геодезистов с одержимостью воина, что бросается на врага в штыковую атаку. Лицо у него дрожало, словно он слышал звон небесных сфер. Семён Ульяныч Ремезов вперился взглядом в Чичагова и властно потребовал:
— Научи!
