С доктором Мессершмидтом и нанятыми слугами Табберт уплыл вниз по Иртышу. В пути Табберт быстро сдружился с Мессершмидтом и стал называть его просто Даниэль. Их экспедиция поднялась по Оби к Томскому острогу. Местные крестьяне показали путешественникам гряду причудливых скал на берегу реки Томь; скалы были испещрены древними изображениями, и Табберт уговорил Даниэля задержаться подольше, чтобы скопировать рисунки. Тогда он ещё полагал их свидетельством Биармии — о, наивный фантазёр! Из Томска экспедиция Мессершмидта перебралась в Енисейский острог, оттуда — в Красноярский острог. С качинскими казаками Табберт ездил на реку Абакан и раскапывал курганы. В Красноярске он и узнал об освобождении пленных. Даниэль упрашивал его остаться, но слишком уж удивительны были открытия в Сибири — Табберту не терпелось скорей описать их, издать книгу и потрясти научный мир. Честолюбие перевесило все прочие соображения. Табберт простился с Мессершмидтом с искренним участием и уехал на запад — в Тобольск, в Петербург, в Стокгольм.
…Страленберг разлил настойку. Ренат поднял серебряную стопку, без слов чествуя хозяина, и выпил.
— Я приехал к вам, господин Страленберг, потому что хочу узнать о судьбах двух людей, — сказал он. — Кроме вас, мне спросить некого.
— Прошу, — предложил Страленберг.
— Йохим Дитмер, секретарь губернатора Гагарина, — назвал Ренат.
Бывший штык-юнкер Юхан Густав Ренат ненавидел этого мерзавца даже через три десятка лет. Но Страленберг не знал о чувствах Рената.
— У господина Дитмера всё благополучно, — улыбнувшись, заверил он. — Дитмер дал показания против губернатора, дважды выплатил крупные штрафы и беспрепятственно вернулся домой, прихватив с собой четырёх слуг. А через год снова отправился в Россию уже как посланник от короны. В России он и служил. Получил дворянство. Четыре года назад наш дорогой Йохим оставил дипломатическую стезю и перебрался в Фин-ланд. Представляете, господин Ренат, сейчас он тоже губернатор!
Ренат молча кивнул. Он никогда и не надеялся на воздаяние небес.
— А другая персона? — полюбопытствовал Стрален-берг.
— Вы можете и не знать о его участи… Полковник Иван Бухгольц.
— Отчего же, отлично знаю! — Страленберг улыбнулся ещё шире.
Причиной его осведомлённости был лейтенант Лоренц Ланг. Лоренц, честолюбивый юноша, в плену согласился присягнуть российскому царю. С караваном губернатора Гагарина он отправился в Пекин, дабы учредить там российскую торговую контору. Миссия провалилась. Лоренц вернулся. Но царь Пётр направил в Пекин посольство капитана Льва Измайлова, и Лоренц снова поехал в Китай уже как секретарь посла. На этот раз богдыхан Канси дозволил, чтобы в Пекине обосновался российский чиновник, надзирающий за торговлей купцов из своего отечества. И Лоренц прожил в Пекине пять лет. В 1722 году богдыхан Канси умер, на трон воссел богдыхан Юнь-Чен, он запретил русские караваны, и Лоренца выдворили из Китая.
Страленберг состоял в переписке с Лоренцем и знал обо всех переменах в его судьбе. Лоренца, знатока русско-китайского торга, назначили управлять этим торгом в пограничном Нерчинске. Торг и границу охранял Якутский полк, которым командовал полковник Иван Бухгольц. Бухгольцу поручили обустроить пограничную жизнь в целом. В 1727 году на речке Буре русские подписали новый договор с Китаем, и на речке Кяхте, притоке Селенги, Бухгольц основал Троицкий острог; острог защищал слободу Кяхту, которая превратилась в главные торговые ворота между Китаем и Россией. Бухгольц же с честью прослужил на китайской границе ещё тринадцать лет.
— Два года назад Бухгольц вышел в отставку в чине генерал-майора, — сообщил Страленберг. — Год назад он умер. А наш с вами добрый товарищ Лоренц Ланг, кстати, стал вице-губернатором Иркутской губернии.
Однако Ренат уже не помнил Лоренца Ланга: слишком давно это было, слишком давно… Ренату важно было узнать про полковника Бухгольца, который из-за его измены не выполнил приказ царя — не довёл до конца поход в Яркенд, и за это мог попасть на виселицу. Слава богу, не попал.
— А вы, господин Ренат? — наконец спросил Страленберг.
— Что — я? — удивился Ренат.
Его судьба оказалась такой странной, что рассказывать о ней было даже как-то нелепо — словно сказку о походе рыцаря в Палестину.
— Что случилось с вами? Каким чудом вы здесь?
«Каким чудом?» Ренат задумался. И в памяти поплыли степи, пустыни, барханы, ледяные горные хребты, грохочущие водопады, многоярусные разноцветные пагоды, руины древних азиатских крепостей, утопающие в песках, сражения конных полчиш и верблюды, навьюченные пушками… Всё это никак не сочеталось с балтийским прибоем, что бил в валуны бастионов — из окошка комендантского дома был слышен мерный накат морских волн.
Он побывал там, где никто из европейцев не бывал. Он видел Тибет, Гоби и мёртвое озеро Лобнор. Его пушки крушили стены священной Лхасы. Здесь, в Европе, этого никогда никому не понять… Контайша Цэван-Рабдан сделал его зайсангом, и его юрта стояла в Куль-дже на берегу реки Или, а вокруг был цветущий оазис, перед которым меркли сады Эдема.
Под его командованием была артиллерия джунгар и оток Улутэ — отряд рудокопов, литейщиков, пушкарей и оружейников. На берегу небесно-синего Иссык-Куля он построил настоящий завод, где плавили чугун, а в Яркенде, где не было никакого золота, — другой завод, где плавили медь. В ущелье речки Темирлик в тени багровых скальных башен его верные эзэны сверлили и собирали ружья для армии контайши. Верблюжьи батареи джунгар китайцы называли дыханием летящего дракона. А дома его ждала Бригитта — наперсница юной красавицы Цэ-цэн; Цэцэн была дочерью контайши Цэван-Рабдана от
