таким конфузиям, ведь путь от Петербурга до Верхотурья, преодолённый Татищевым за пять недель, он преодолевал десятый месяц.
Татищев забрал Мессершмидта с собой. Познакомившись в Тобольске с Таббертом, Татищев перепоручил своего спутника шведу, а Табберт в свою очередь передал
Мессершмидта на попечение ольдермана Курта фон Вреха, ибо для конфиденции с губернатором доктору Мессершмидту необходимо было придать вид благополучия, соответствующего его важной миссии.
Табберт расспрашивал Мессершмидта с огромным интересом.
Даниэль Готлиб Мессершмидт учился в университетах Иены и Галле и получил степень доктора медицины. В Данциге у него была процветающая собственная практика. Любознательный Мессершмидт не только принимал больных, но ещё собирал гербарии, составлял коллекции монет, минералов и насекомых, проводил химические опыты, сочинял стихи на латыни, рисовал античные мраморы, расшифровывал манускрипты древних евреев, наблюдал за погодными явлениями и был прекрасным таксидермистом. Случай свёл его с русским царём Петром, путешествующим по Европе. Царя впечатлила разносторонняя натура молодого доктора, и Пётр предложил Мессершмидту поехать в научную экспедицию в Сибирь. Царь хотел, чтобы Мессершмидт изучил в Сибири всё, что там есть, без исключения: от курганов с могильным золотом до северных сияний. Мессершмидт понял, что в одном лице он может стать для России сразу Геродотом, Плинием и Колумбом. Он принял приглашение царя и отправился в Петербург. В Медицинской канцелярии ему выдали кое-какие инструменты, велеречивую инструкцию, подорожную грамоту с печатями, письма к губернаторам и комендантам и сто рублей денег. Остальные деньги — из расчёта пятьсот рублей в год — указано было получать на местах. С таким содержанием Мессершмидт и явился в Сибирь.
Простодушие и бескорыстие доктора поразили Табберта больше, чем его энциклопедические познания. Сунуться в Россию одному, без денег и без знания языка, не умея разжечь костёр или надеть сбрую на лошадь, — это совершенное безрассудство. А ежели оное сделано из любви к науке — тогда отвага, превосходящая даже воинскую. Табберт почувствовал, что завидует Мессершмидту, этому близорукому и узкоплечему германскому студиозусу.
Табберт сопроводил его к губернатору Черкасскому.
Алексей Михалыч ничего не понял из бумаг Мессершмидта.
— А в Сибири-то что надобно этому задохлику? — спросил губернатор.
— Он будет исследовать три натуральный царство, — ответил Табберт.
— Какие?
Алексея Михайловича насторожило слово «царство». Про Гагарина шептали, что тот хочет сделать Сибирь своим царством. Теперь лазутчик будет выяснять, нет ли такого же умысла у него, у Черкасского?
— Три натуральный царство есть растений, животность и каменный состав земли, — пояснил Табберт.
— Напомните ему, дорогой Табберт, что моя экспедиция получила одобрение самого царя Петра, — по-не-мецки сказал Мессершмидт. — В бумаге есть предписание оказывать мне помощь и всяческое содействие.
— Этот лист как раз у него в руках.
— Растения я понимаю, — кивнул Алексей Михайлович. — Аптекарские огороды, всякий чеснок и грибы опять же. Рыбу добывать не возбраняется любую. Птица — тварь для государственной казны бесполезная. А вот на пушного зверя откуп брать следует.
— Изготовлять чучел не есть промысел, — возразил Табберт.
— Что он хочет? — встревожился Мессершмидт.
— Говорит, что добыча пушного зверя облагается налогом.
— Сообщите ему, что я выплачу за чучела из денег экспедиции, но пусть мне выдадут эти деньги прямо сейчас.
Табберт перевёл Черкасскому.
— Пятьсот рублей не дам, — отказался Алексей Михайлович. Этот немец, да и швед тоже, были ему крайне подозрительны. Может, немец шведу побег готовит? — Дам двести рублей, — Черкасский решил согласиться серединка на половинку: так в любом случае безопаснее. — И велю написать промемории комендантам в Иркутск и Кузнецк, чтобы додали оставшееся.
Мессершмидт был доволен и этим результатом.
Вечером на торжественном ужине в доме полковника Арвида Кульбаша Мессершмидт признался фон Вреху:
— Знаете, господин ольдерман, в России я уже привык к непониманию властей. Но я согласился бы остаться и вовсе без субсидий, если бы имел спутника, подобного достойнейшему капитану Филиппу фон Страленбергу.
— Вы приглашаете меня в свою экспедицию? — удивился Табберт.
Мессершмидт беспомощно и наивно улыбнулся.
— Да, — честно признался он и, помолчав, смущённо добавил: — Мне кажется, что в неизвестности сей страны я совершу величайшие открытия. И я прошу о чести при этом свершении иметь вас в своих товарищах.
— Браво! — растрогался фон Врех и пылко хлопнул в ладоши.
Предложение доктора Мессершмидта странно взволновало Табберта. На следующий день Табберт отправился к Татищеву.
