— Как в ретраншементе будешь, зайди ко мне в казарму. Я тебе дам пуховый платок. Оберёшь вокруг тела под камзолом — тепло будет.
— Чей платок? — тотчас спросил Петька. — Машкин?
— Матушкин. Но твоя сестра просила беречь тебя.
— Машка дура, и ты дурак, — легко обобщил Петька.
Ваня молча полез под епанчу, достал трубку и кисет, натрусил табаку и умял пальцем. Петька лукаво наблюдал за ним.
— Принести от пушкарей огоньку, господин фи-цер? — спросил солдат, что махал лопатой поблизости, а сейчас остановился передохнуть.
Ваня знал, что солдата зовут Ерофей, а прозвище — Колоброд.
— Принеси, будь другом.
— А вы мне курнуть потом дадите.
— И мне тоже, — быстро сказал Петька.
— Не обижают тебя тут? — спросил Ваня, глядя вслед Ерофею, который направился к барбету. У канониров всегда теплились фитили в фитильниках.
— Да я сам кого хошь обижу.
Конечно, Петька не обидел его, но разбередил душевную рану. Ваня часто думал о Маше Ремезовой, хотя старался не думать. Он убеждал себя, что всё в прошлом. Да, единый раз дал себе волю, склонился к девице, но всё напрасно. Ей не такие нужны. Он — воин. Он ушёл в поход отвергнутый, отринутый, и вот он далеко-далеко от Тобольска, в снежных степях, и где-то рыщут орды. Но он защитит ту девицу, быть может, погибнет, исполнив долг чести, а она пускай никогда не узнает об этом; в том и слава, в том и горечь.
Ерофей вернулся, оберегая в ладонях тлеющий обрывочек фитиля. Ваня раскурил табак, выдохнул дым и протянул трубку Ерофею.
— Дядя Ерофей научил меня саблю у врага из руки выбивать, — сказал Петька. — Доставай свою саблю, Ванька, я покажу. Считай, что лопата у меня — это ружьё с багинетом.
Петька схватил лопату и встал в стойку, нацелясь на Ваню.
— Локоть повыше, Петька, — посоветовал Ерофей, пуская дым.
— Не будем ребячиться, Пётр, — с достоинством ответил Ваня. — И без того твою выучку увижу, если доведётся в бой пойти.
— Да какой тут бой, Ванька! — разочарованно вздохнул Петька, втыкая лопату в снег. — Я-то обрадовался, когда степняки явились. Думал, война начнётся! А они сэргэ вкопали и засели у себя в юртах, как барсуки, тара-сун свой лакают из плошек. Так всю зимовку и прокукуем в транжементе! Даже не дадут пальнуть во врага!
Ваню тоже огорчало, что военных действий не ожидалось.
— Я попрошу майора Шторбена, чтобы принял тебя в ночной драгунский караул, — пообещал Ваня. — Почувствуешь хребтом, что значит боевая опаска. Она, Петя, вовсе не щекотит.
За куртиной, где-то в ретраншементе, вдруг раздался отдалённый треск барабана. В редуте все замерли, бросив работу и прислушиваясь к сигналу.
— «Го-род бе-ре-ги, И-лья-про-рок»! — прошептал Петька барабанную речёвку, которую придумал сам, а сейчас знало всё войско. — Тревога!
Из цейхгауза поспешно выбрался офицер, придерживая треуголку.
— По местам! — закричал он. — Всем построение!
— Ладно, братцы, мне пора, — заторопился Ваня.
Ерофей Колоброд ещё раз пыхнул трубкой и протянул её Ване.
— Эх, не дали покурить толком, ироды.
Ваня побежал к воротам, возле которых засуетились караульные.
Джунгары появились в окрестностях ретраншемента пять дней назад. Орда пришла из Доржинкита — больше неоткуда. Всадники со сменой лошадей, навьюченные верблюды, волокуши с поклажей, санные кибитки, овечья отара на прокорм… Высланный из ретраншемента дозор подсчитал, что степняков около трёх тысяч — немногим больше войска Бухгольца. С такими малыми силами нельзя атаковать крепость, вооружённую пушками, окружённую рвами, с рогатками на подступах, да ещё когда неоднократно облитые водой откосы куртин и бастионов покрыты льдом.
Джунгары обосновались за день: словно ниоткуда появились юрты, ограды для табунов и скота и сэргэ — вкопанные столбы-коновязи. Если степняки ставили прочные резные сэргэ, значит, они хотели остановиться на этом месте надолго. Лагерь степняков назывался юргой. От транжемента до юрги было четыре версты пустой и заснеженной декабрьской степи.
Майор Шторбен с караулом и какой-то тайша с каа-нарами встретились ровно посередине пути между ретраншементом и юргой. Майор заверил, что русское войско идёт в Яркенд мирной гишпедицией. Тайша удивился, словно в первый раз слышал об этом, но его убедили подарки — сукна, золочёные сабли и сёдла. Парламентёры разъехались, а на другой день съехались вновь. Великий зайсанг Онхудай решил поверить орысам и захотел прибыть в гости в русскую крепость. Надо было договориться о заложниках. Свою персону зайсанг оценил в десять старших офицеров. Полковник Бухгольц согласился. На
