— Мой дорогой! — подлая Хуанита спорхнула с лестницы, обняла старика и картинно разрыдалась. — Ну что вы говорите, как вы можете! Без вас весь дом пришел бы в запустение, только вы один можете следить за тем, чтобы мой дорогой отец не умер от голода… Да, Мария… хм… я чувствую запах, она неплохо готовит, только всегда ли вовремя? А Сэм? Крепкий малый, но видно, немного ленив, не так ли?.. Идемте-ка на кухню, там Мария нальет вам крепкого… что вы тут пьете? Ах да, чаю, Фрэнк тоже все время требует этого ужасного… простите, замечательного чая с молоком! И с вами все будет отлично, правда?
Она бросила на меня через плечо веселый взгляд, и я кивнул.
— Ах да, — спохватился я. — Так неловко, я забыл представить — сеньора Франческа Суарес дель Гата, телохранитель Хуаниты.
— Дуэнья, если угодно, — пояснила она, медленно снимая перчатки. — Виктор, мне хотелось бы переодеться с дороги.
— Я провожу, — кивнул я, — боюсь, стараниями Хуаниты все слуги будут заняты еще долго.
— Не зря она говорит вам… — начала Франческа явно не без злого умысла, но я вовремя перебил:
— Да-да, что нужно нанять больше прислуги. Но сами посудите, у меня редко бывает больше двух-трех гостей единовременно! Идемте же…
Скульптурная группа на лестнице молча посторонилась, провожая Франческу взглядами. Матушка, по-моему, лихорадочно пыталась оценить, сколько стоит меховое манто и скромные серьги гостьи, но путалась в нулях.
— Папа, знаешь, что я думаю? — спросил вдруг Витольд.
— Что? — обернулся я.
— Вода, которую Сэм принес, не должна зря стынуть, — заявил он. — Я сам займусь. И пусть это не мужское дело…
— Что значит — не мужское? — удивился Даллас и принялся засучивать рукава. — Мальчики! Ну-ка…
Матушка схватилась за сердце: видимо, никогда еще на ее глазах не были так попраны права мужчин на блаженное безделье! Даллас, Джеймс, Дуглас, Дерек и даже Дэвид с Дэниэлом покорно взяли тряпки и отправились драить мое жилище. Самое забавное, что младших женщин (то есть сестру, Лили и Лауру с Элизой) отправили на кухню. Видимо, Хуанита затевала что-то необыкновенное, и ей требовались рабочие руки.
— Это ужасно! — радостно шепнул мне Ларример на ухо.
Он всегда так волновался, когда являлась моя старшая дочь. (Да, помню, доказательств не было, если не считать ими полуграмотные записки Инес и засушенный цветок опунции, но я что, не
— А что мальчики? — тревожно спросил я.
— Они так дружно полируют перила, — прослезился Ларример.
— Ну вот видите, как мило, — я взял его под локоть и отвел в сторонку, — дети учатся играть и работать вместе, это очень… м-м-м… сигнализирует? Ой, нет… симпатизирует? Стигматизирует? Систематизирует? Словом, не мешайте им, и все будет хорошо. Я провожу Франческу и…
— Позвольте мне, сэр.
— Не позволю, — вполголоса ответил я.
— О, — понимающе произнес Ларример и удалился, а я подал руку Франческе и повел наверх.
— Как вы тут выживаете? — с интересом спросила она, когда нам удалось ненадолго остаться наедине.
— С трудом, — честно ответил я.
— И решили еще сильнее осложнить себе жизнь?
— Если сходить с ума, так хотя бы в хорошей компании! Да, Франческа, я…
— У вас очень славный сын, — перебила она и улыбнулась, как обычно, уголками губ. — Невероятно похож на вас. Подозреваю, лет через десять тоже сбежит покорять неизведанные земли.
— Зачем сбегать-то, я будто не позволю?
— Делать что-то с разрешения — неинтересно, — заверила она.
— Вас именно поэтому так интересуют мои шрамы? Знаете же, что я не люблю, когда мне о них напоминают, да еще таким образом…
— Я могу сказать то же самое о вас и моих отметинах.
Я не нашелся с достойным ответом, зато вспомнил, о чем хотел предупредить:
— Франческа, не сочтите меня сумасшедшим, но в этом доме полно призраков.
— Я знаю, один как раз сейчас за нами подсматривает, — ответила она и погрозила тростью дальнему углу комнаты. Обернувшись, я успел заметить только мелькнувшую пятку негодяя Хоггарта. — Ничего страшного, проговориться они не смогут, не так ли?
— Да, их только Сирил видит, и то не всегда.
— Тогда пусть смотрят и завидуют, — был вердикт.
Обедали мы в полном молчании. Ну, я мог бы так сказать, если бы не Хуанита, которая говорила за себя и всех соседей по столу, включая меня.
