— То есть Стрелок может там прятаться?
— Думаете, мы не проверяли? Заросли густые, и если бы он протиснулся туда вместе с конем, это было бы заметно — там сломанная ветка, тут конский волос на колючке… А в волшебное слово, открывающее путь, я не верю, — серьезно ответил Гонсалес. — Мои люди прочесали эти заросли. Да, там есть заброшенные штольни, куда человек может зайти, не пригибаясь, но лошадь не поместится. Вдобавок конь всегда может выдать хозяина звуком: даже если он приучен вести себя тихо, не фыркать и не ржать, ему достаточно звякнуть удилами или, скажем, зацепить копытом камень.
— Ясно… — кивнул я и замолчал.
До рудников было трое суток пути, прибыть мы должны были послезавтра на закате или, если не станем торопиться, утром четвертого дня. Торопиться явно не входило в планы Гонсалеса, поэтому сегодня лагерь разбили, едва только начало смеркаться, развели костры и принялись стряпать ужин. Воду для мулов и лошадей везли с собой в бочках — тут ее попросту не было, кругом расстилалась ровная, как стол, выжженная солнцем прерия. Ехали мы вдоль русла бывшей реки: от Инстабля остался едва заметный ручеек да несколько луж. Еще неделя жары — высохнут и они.
Ночь прошла спокойно, хотя наутро караульные доложили, что вроде бы заметили всадника в отдалении. Он, впрочем, не приближался и не делал попыток атаковать, а следов не нашли. Очень может быть, нашим сторожам это привиделось.
Я поглядывал по сторонам, но, поскольку не отдалялся от обоза, ничего интересного увидеть не мог. Только и оставалось, что разговаривать с Гонсалесом, с которым мы уже отбросили «сеньоров», начали называть друг друга по имени и распили по стаканчику текилы за ужином.
— Как любопытно, — говорил он, раскуривая сигару, — вы любите кактусы, я — лошадей. Ваш английский знакомый тоже любит лошадей, и оба мы связаны с вами в том или ином роде… Кстати, кактусы тоже связаны с лошадьми, вы знали?
— Нет, как это? — удивился я.
— О! Есть такая легенда, — Гонсалес с удовольствием затянулся и выдохнул ароматный дым. — Не местная, но я слыхал ее от человека из Аргентины, с которым имел дело по поводу серебряных рудников…
— Хм?
— У меня доля в этом предприятии, и немалая, — правильно истолковал это междометие мой собеседник. — В старых рудниках, я имею в виду, с новыми я связываться не стал, как чувствовал, да и Рикардо отсоветовал. Правильно сделал, что послушал сына и Атля, не то сам оказался бы виноват в этом безобразии.
— А исправить его вы никак не можете? — спросил я.
— Кто же мне позволит? Мне что-то не хочется стравливать своих полицейских с губернаторской охраной — у него и людей, и оружия больше, чем во всем моем управлении! Это не считая охраны рудников… Если вы предложите прихватить крестьян, то это, уж простите, курам на смех. Они не знают, как за револьвер-то взяться, да и где я найду столько оружия? Купить могу, но об этом живо пронюхают губернаторские соглядатаи… А я намерен еще пожить, — серьезно сказал Гонсалес. — Мой сын женился совсем недавно, и я хочу увидеть внуков.
— Почему вы так спокойно мне об этом рассказываете? Не боитесь, что я выдам вас губернатору?
— Не боюсь, — фыркнул он, — у меня чутье на людей. Вдобавок вы даже не сделали попытки встретиться с Санчесом, хотя узнали много интересного за ужином, не так ли? Этого ему было бы вполне достаточно… У вас явно другое задание, какое, спрашивать не буду, вы все равно не ответите. Но если вы сумеете сделать хоть что-то, чтобы вернуть реку в прежнее русло — и я говорю не столько об Инестабле, сколько о жизни в этих краях, — я сниму перед вами шляпу.
— Я постараюсь, Орландо, — кивнул я. — Хотя бы поставить в известность заинтересованных лиц я могу. Давайте не будем о грустном! Вы, кажется, начали рассказывать о связи лошадей с кактусами?
— Ах да, — вспомнил он. — Тот мой деловой партнер рассказал мне одну легенду. Вы, быть может, слыхали, что в Аргентине разводят лошадей породы фалабелла?
— Не слыхал, — качнул я головой. — А чем они знамениты?
— Размерами, — ухмыльнулся Гонсалес. — Самый большой жеребец ростом не больше полутора футов в холке, а весит едва ли двадцать фунтов.
— А при чем тут кактусы? — заинтересовался я, представив лошадку размером с собаку. Главное, не проговориться о них лорду Блумберри: с него станется ввести новую моду в наших краях.
— Легенда гласит, что когда-то давным давно табун диких лошадей угодил под обвал в горах и остался заперт в глубоком каньоне, из которого не было выхода, — зловещим тоном произнес Гонсалес. — Единственной их пищей были кактусы, но такой еды не хватало, и лошади всё мельчали и мельчали. Спустя много лет в этот каньон каким-то образом забрел фермер, обнаружил это диво и увел к себе, оттуда и пошла эта порода. Даже на нормальной пище лошадки не росли, так и рождались крохотными. Такая вот шутка природы.
— Как интересно! — воскликнул я, порадовавшись тому, что мои любимые кактусы помогли сохранить жизнь ни в чем не повинным животным. — Поразительная легенда, и я…
— Эт-то что еще такое? — перебил он меня, нахмурившись, и, пришпорив коня, подъехал к горстке крестьян с мотыгами. — Эй! Чем это вы заняты? Перепутали пустыню со своими полями?
