Чета Стивенсонов вкушала ужин: на столе сверкала серебром пузатая крышка, под которой, судя по аромату, скрывалось сочное жаркое, аппетитной горкой высился печеный картофель, поблескивало масло в масленке…
— Добрый вечер! — радостно сказал я.
— Ах, Викт
Полковник коротко кивнул и поспешил скрыться за газетой.
Блудный сын непринужденно плюхнулся на ближайший стул и принялся за обе щеки уписывать ужин.
— Тетушка, с чего вдруг такая немилость? — удивился я. — Признаюсь, я очень соскучился…
— Я тоже, — кивнула она, как-то напряженно меня разглядывая. — Должна признать, путешествие пошло тебе на пользу: загорел, постройнел…
— Звучит как-то неодобрительно.
— Ну что ты, — неубедительно запротестовала тетушка, постукивая пальцами по столу, и поджала губы. — Я очень… — она запнулась и поправилась: — чрезвычайно рада, что ты наконец взялся за ум! Однако ты мог бы положиться на мой жизненный опыт и знание людей…
Я опять не понял, о чем идет речь. Вряд ли о моих мексиканских приключениях, откуда бы тетушке о них узнать? Тогда в чем дело? Неужели они с миссис Таусенд успели из-за беженцев? Или она о родах кухарки? Но я-то тут причем?..
Сирил, негодяй, ел так, что аж за ушами трещало (и тем наверняка надеялся смягчить материнское сердце). Хотя эти уши — чуточку оттопыренные, крупные — наверняка не упустили ни слова из сказанного.
— Тетушка, — наконец сказал я, устав от неопределенности, — о чем вы говорите?
— Вот об этом! — и она величаво кивнула на лежащий на столе свежий номер «Джеральдтаун Геральд».
Я присмотрелся… о, ну конечно, колонка брачных объявлений. Пинкерсон времени даром не терял…
— Викт
Сирил поперхнулся, вспомнив выводки этих самых дочерей, от которых мы с ним время от времени удирали через окно второго этажа.
— Тетушка, это в интересах следствия, — сурово сказал я и сдвинул брови.
— Гхм… как это понимать? — поинтересовалась она.
— Я обо всем расскажу после ужина, — твердо сказал я, и тетушка сжалилась…
К сожалению, ужин не мог длиться вечно, пришлось изложить, в какую аферу втравил меня Пинкерсон.
— Как любопытно, — только и сказала тетушка Мейбл, когда я умолк, и постучала холеным пальцем по газете. — Выходит, это неправда? И ты вовсе не вознамерился связать себя, наконец, узами брака?
— Не таким способом, — заверил я. — Кстати, а почему вы решили, что объявления дал я?
— Вик, — вздохнула она, — неужели ты думаешь, что в Блумтауне можно сохранить в тайне такие вещи? Твой посыльный, конечно, ушлый малый, но…
Она сделала многозначительную паузу.
«Убью!» — подумал я. Не посыльного, разумеется, он-то ни при чем! Не сомневаюсь даже, что соответствующий приказ отдал ему лично инспектор, парень сболтнул что-нибудь на почте, а оттуда уж, из этого рассадника сплетен, информация просочилась к тетушке. С другой стороны, так наживка, должно быть, выглядит куда привлекательнее.
Чтобы не развивать тему, я поспешил откланяться, но сперва вручил родственникам сувениры из жаркой Мексики. Тетушке я привез роскошную кружевную мантилью, а полковнику — теплое пончо экзотической расцветки и сомбреро с полями выдающейся ширины (оно было не меньше тележного колеса, это уж точно).
— Какая интересная штука, — заметил он довольно, примерив все это. — Удобно.
И, прищурив глаза, полковник дернул себя за ус. А я вообразил его сидящим в кресле у камина: в пончо тепло и уютно, а под широкими полями сомбреро можно и подремать, пока тетушка рассуждает вслух, скажем, о воспитании драгоценного сыночка. Главное, не захрапеть.
Когда я уже откланялся и сел в машину, меня окликнул запыхавшийся кузен:
— Вик! Возьми меня с собой, а?
— Ты только что вернулся.
— И что? Мама хочет привлечь меня к благотворительности, а я для этого не гожусь, согласись!
— Пожалуй, — кивнул я и завел мотор.
— Ну давай, я пару слуг у Мирабеллы одолжу? — умоляюще произнес он. — Не самим же готовить и убирать!
Я подумал и кивнул: брать кого-то с улицы чревато, а стоять у плиты… Разок еще можно, но стряпать постоянно я не собирался. Питаться всухомятку — тем более.
