всего, убежала вниз, испугавшись вида сумасшедшей женщины на грани нервного срыва.
Снова в ванную. Еще раз умылась. Глаза были красные. Я вернулась к столу, нацепила на нос солнцезащитные очки, схватила свой паспорт, блокнот, распечатку своего авиабилета, кошелек и кредитные карты. Запихнула все это в сумочку и пошла к выходу. Спускаясь вниз, вытащила на ходу стодирхамовую купюру. Девушка топталась у подножия лестницы. Было видно, что она со страхом ожидает моего приближения, недоумевая, что еще я могу выкинуть.
– Я очень сожалею, – сказала я, сунув ей в руку банкноту. – Получила сегодня неприятные известия. Прости меня, пожалуйста.
Девушка выпучила глаза, увидев, сколько денег я ей дала – двухдневное жалование, по словам Сорайи, – и прошептала:
–
–
–
–
И я выскочила на послеполуденное пекло.
Через две улицы от отеля находилось интернет-кафе. Я вошла туда и спросила у парня лет двадцати пяти с сигаретой в зубах, торчавшей из уголка рта – со скучающим видом он отстукивал ритм какой-то местной поп-песни, – есть ли у него принтер.
Парень показал на старенький аппарат.
– Страница – два дирхама, час работы за компьютером – десять дирхамов. Заплатить можете потом.
В отеле были принтер и компьютер для постояльцев, которыми я могла бы воспользоваться. Но я побоялась, что документы, которые я собиралась распечатать, кто-то либо увидит, либо скопирует. Я вошла в сеть и распечатала счет от врача, скан отчета по кредитной карте Пола и информацию о бесскальпельной вазэктомии с сайта доктора Бойярдса. Потом я открыла сайт авиакомпании «Ройял Эр Марок» и по своей кредитной карте забронировала для себя билет на завтрашний прямой рейс до Нью-Йорка; самолет вылетал из Касабланки в полдень и прибывал на место в 2.55 дня (с учетом пятичасовой разницы во времени). Затем я переключилась на сайт авиакомпании «Джет Блю» и забронировала билет на рейс из аэропорта имени Джона Кеннеди до Буффало. После по электронной почте направила последнее письмо Мортону:
Спустя три минуты…
Мортон был отличным другом, да к тому же принадлежал к числу немногих бухгалтеров-евреев, которые любили выпить. По отношению ко мне ему нравилось выступать в роли старшего брата, но он ни разу не разыграл карту «А я тебе говорил» в том, что касалось Пола. Я знала с самого начала, что Мортон не одобряет мой выбор спутника жизни. Однажды он мне заявил: «Раз ты и сама понимаешь, что выходишь замуж за Винсента Ван Гога, даю тебе свое благословение». Но после того предостережения он слова дурного не сказал о моем супруге. Мортону было известно, что я мечтаю о ребенке. А Пол обещал…
Меня снова начинало трясти. Закрыв глаза, я усилием воли заставила себя хотя бы внешне сохранять спокойствие. Потом встала, собрала распечатанные документы и расплатилась с парнем за стойкой, имевшим располагающе мечтательный вид. От его взгляда не укрылось, что я пребываю в смятении.
–
Я лишь пожала плечами и ответила:
–
Я посмотрела на часы. Пол ждал, что с минуты на минуту я объявлюсь в кафе «У Фуада» и мы вместе пообедаем. Поэтому избегая улиц, которые пролегали через центр сука, я кратчайшим путем добралась до узенького немощеного прохода, ведущего к центральным воротам. Выйдя за стены медины, я приготовилась отбиваться от своры назойливых торговцев, которые, как стервятники, налетали на всякого неподготовленного иностранца (особенно на одиноких женщин), но сегодня, когда один такой – потный толстый мужчина с традиционной елейной улыбкой на лице – приблизился ко мне и предложил: «Прекрасная леди не желает покататься на верблюде?», я просто выставила вперед ладонь, как регулировщик, и рявкнула по-арабски одно слово:
–
–
