подходят, когда совсем уж прижмет.
– Я нечаянно, гос… господин полковник… – виновато промямлил Тангейзер и сник, чувствуя на себе тяжелый взгляд Дария. – Ром у вас уж больно забористый.
– Другого не держим, – отрезал Кожемяка и всем своим небольшим, но ладным телом повернулся к Шерлоку. – Согласен с вами. Высадить десант возле Основы, занять позиции по периметру и никого туда не пускать – вот мое мнение. Создать там постоянную базу – и чтоб и муха не пролетела, фотон им в индуктор! Это не шутки шутить, это беспрецедентно важный объект, и рассусоливать тут мы просто не имеем права! Если уж по большому счету, господа, то мы обязаны, возвратившись к этому Гренделю, висеть там, пока руководство не решит вопрос о десанте. Это наш долг, в конце концов, фугас им в дышло! Хотя, конечно, тут я попер впереди паровоза, – осадил он сам себя. – Верхам виднее, пусть решают, а наша задача – выполнять приказы.
– Да не будут эти малахольные дергаться, – убежденно произнес Умелец. – Это я как консультант говорю. И отвечаю за базар!
– Ладно, главное – все живы и здоровы, – констатировал командир фрегата и вновь наполнил свой стакан. – И за это нужно выпить!
От слов он сразу перешел к делу, но его примеру последовал только Ермак Хапсалис.
– Господа, вам что, не нравится ром? – удивился Кожемяка. – Почему сидите вхолостую?
– Мы же до этого водку пили, – объяснил Аллатон. – У танкистов нашлась. Так что уже вроде и не лезет.
– Водку! – усмехнулся командир фрегата. – Узнаю мазуту по напиткам. Неплохая, конечно, вещь, спору нет, но согласитесь: против рома выглядит бледновато.
Разумеется, это продекламировал Бенедикт Спиноза. Даже не продекламировал, а пропел, причем голос у него теперь был странноватый, расхлябанный. Создавалось такое впечатление, что черный ром «Звездный вихрь» каким-то образом – неужели через диск воздушного разведчика? – просочился в квазиинтеллектуальную систему танка и слегка одурманил ее.
– Помню такую песню, – кивнул Кожемяка. – Хорошая песня! Только слова там немного другие были. И еще одна поправочка: ром нам не снится, ром у нас, к счастью, присутствует наяву!
Поникший Хорригор икнул, и этот звук слился с треньканьем сигнала внутренней связи. Кожемяка, перебирая ногами по полу, вместе с креслом подъехал к настенному комму. На экране возникло лицо бортинженера, и лицо это было озабоченным, виноватым и сердитым одновременно. А когда бортинженер увидел уставленный бутылками стол за неширокой спиной Кожемяки, то ко всему названному добавилась и зависть. И легкий штрих обиды. Правда, и зависть, и обиду подчиненный Кожемяки немедленно с лица убрал.
– Командир, у нас проблема.
Фраза хоть и была традиционной, но все равно звучала зловеще, намекая на неприятности – и хорошо, если не крупные.
– А теперь что стряслось? – нахмурился Кожемяка.
Он сформулировал вопрос именно таким образом, потому что одна проблема уже была: перед самым началом перехода в эту планетную систему забарахлил кривошипный барабан-редуктор стабилизирующего контура – очень важная деталь бортового хозяйства. Можно сказать, системообразующая. Собственно, из-за этого-то и затягивался уход фрегата обратно к Гренделю. Пока корабль дрейфовал в окрестностях второй от местного светила планеты, бортинженер и техники занимались установкой запасного редуктора – а дело это было долгое, хлопотное и кропотливое.
– Оказывается, запаска-то у нас бэушная, и чуть ли не каждая пятая ячейка на грани допуска, – придушенным голосом сообщил бортинженер, продолжая поглядывать на бутылки. – Сейчас тестируем…
– Боеголовкой им по сопатке! – вскричал Добрыня Кожемяка и с размаху врезал кулаком по переборке. – Кто запаску принимал, Гриша? Ты принимал, дифферент твою абляцию?!
