одной стены от пола до потолка тянулись полки со стопками книг и кипами бумаг; противоположная стена была увешана картинами. Зал мог вместить добрую сотню посетителей, но пока половина стульев пустовала. («Основная масса приходит позже», – объяснил Спиноза, видимо, досконально изучивший все связанное с Алькором.) Но и полсотни творческих личностей создавали такой гул, что в нем едва можно было разобрать отдельные фразы.
Но какие это были фразы!
– Искусство принадлежит народу! – доносилось от одного стола.
– Только творчество сделало из динозавров человека! – звучало от другого.
– Без творчества жизнь бессмысленна! – утверждали за третьим.
Зачарованные этими непрерывно набегающими, обдающими с головой валами с крупицами литературной красоты и запредельной премудрости, маги даже не заметили, кто и когда поставил перед ними по кружке какого-то темного напитка, который они, кажется, и не заказывали. После очередного вала кружки очутились у них в руках, и маги почти синхронно глотнули из них. И напиток показался им просто великолепным!
Вал за валом, глоток за глотком… И в какой-то миг и Аллатон, и Хорригор вдруг поняли, что гул превратился в невероятный узор осмысленных фраз, и они воспринимали сразу их все и были в восторге от неслыханных откровений, изрекаемых этой весьма невзрачной на вид и без претензий одетой публикой.
После второй кружки они и сами заговорили, и у них тут же появились слушатели. Творцы рифм, слов, картин и скульптур подсаживались к их столу со своими стульями и одобрительно кивали, и вставляли реплики, и протягивали пустые стаканы, чтобы Аллатон и Хорригор поделились с ними содержимым своих кружек – все новых и новых…
Неизвестно, сколько бы это продолжалось и чем закончилось бы – а в кабаке становилось все более людно, – но тут воздушный разведчик, до этого обследовавший полки и рассматривавший картины, подлетел к магам и произнес голосом Спинозы:
– Уважаемые коллеги, не надо увлекаться – нас ждет Можай! Уважаемые посетители, помогите, пожалуйста, великим магам господину Аллатону и господину Хорригору выйти из заведения. Транспорт уже стоит у входа.
Окружающие зашумели еще громче, стали протягивать к магам руки, хватать под мышки, поднимать из-за стола… и как-то так получилось, что Аллатон и Хорригор оказались за другим столом и вновь с кружками в руках. И кольцо вокруг них стало еще плотнее.
– Не! Уйдет! От нас! Можай! – срывающимся голосом проскандировал Хорригор, в такт стуча кулаком по столешнице.
– Ты нам, друг, не угрожай! – весело подхватил Аллатон.
А кто-то из окружающих напевным и трагическим баритоном истинной творческой личности добавил:
Вокруг заулюлюкали и зааплодировали, и к магам вновь потянулись стаканы – видимо, рюмок в этом заведении не признавали. Аллатон и Хорригор принялись делиться содержимым своих кружек, а в воздухе по-прежнему летали изящные, глубокомысленные, яркие, отточенные, остроумные, оригинальные фразы.
Воздушный разведчик больше ничего не говорил. Он поднялся на столом и висел там, слегка покачиваясь и словно чего-то ожидая.
И дождался!
Что-то заслонило дверной проем, и это был отнюдь не очередной творец с новыми стихами или только что написанной, еще не просохшей картиной. Это были гибкие манипуляторы Бенедикта Спинозы. Две змеи метнулись в зал, расталкивая всех налево и направо, и добрались до магов – супертанк
