— Как только будет собрана жатва, — сказал он, — придут датчане. Крысы и датчане появляются вместе.
Он привел почти триста человек, большинство из них было хорошо вооружено и как следует обучено.
— Они могут с тем же успехом погибнуть в бою, как и сгнить в Глевекестре, — заметил олдермен.
Он стал бездомным, потому что его дом сожгла одна из шаек Хэстена.
— Я бросил дом, — признался он. — Я привык сражаться с парой сотен ублюдков, а не с тысячами.
Он послал своих слуг, дочерей и внуков в Уэссекс в надежде, что там они будут в безопасности.
— Северные ярлы и вправду собираются напасть на Альфреда? — спросил он меня.
— Да.
— Господи, помоги нам!
Люди перебирались в старый город. Лунден состоял из двух городов: римский был построен на возвышенности, а к западу от него, за рекой Флеот, стоял новый город саксов. Римский город был местом высоких каменных стен и тускнеющего великолепия мраморных колонн, а сакский — зловонным болотом плетней и тростниковых крыш, но люди предпочитали болото, потому что клялись, что в осыпающихся римских зданиях живут призраки.
Теперь, боясь людей Хэстена больше, чем любого призрака, они пересекли Флеот и укрылись в старых домах.
Город вонял. Римские сточные трубы просели, выгребных ям не хватало, и улицы стали грязными. Скот заперли в старой римской арене, а свиньи рылись на улицах.
Гарнизон Веостана дежурил на стенах, высоких и крепких. Большая часть укреплений была построена римлянами, но там, где время разрушило каменную кладку, стояли палисады из толстого дуба.
Финан каждый день водил всадников на север и восток и приносил новости о том, что датчане возвращаются на восточные земли.
— Они забирают награбленное в Бемфлеот, — сказал он, — награбленное и рабов.
— А сами остаются в Бемфлеоте?
Финан покачал головой.
— Они возвращаются в Мерсию.
Он был зол, потому что у нас не хватало людей, чтобы он мог напасть на датских всадников. Он мог только наблюдать.
Ралла, ведя разведку вниз по реке на «Халигасте», видел, как из-за моря прибывают все новые датчане.
Ширились слухи, что и в Уэссексе, и в Мерсии царит смятение, и команды торопились урвать свою часть добычи.
Тем временем Хэстен сеял разрушение на пахотных землях Мерсии, пока Этельред ожидал в Глевекестре атаки, которая так и не последовала.
Потом, на следующий день после того, как Элфволд привел своих людей в Лунден, пришли новости, которых я ожидал. Флот Нортумбрии причалил в Дефнаскире и разбил лагерь над Уиском; значит, армия Альфреда из восточных саксов маршировала, чтобы защитить Эксанкестер.
Казалось, саксы обречены. Спустя неделю после того, как я совершил вылазку вниз по реке, я сидел в зале дворца, наблюдал за тенями, которые огонь отбрасывал на потолок, и слушал, как монахи поют в похожей на пещеру церкви Эркенвальда, стоявшей рядом с мерсийским дворцом. Если бы я поднялся на крышу, я бы увидел отсвет огней к северу и западу. Мерсия горела.
Этой ночью Элфволд оставил надежду.
— Мы не можем просто ждать здесь, господин, — сказал он мне за вечерней трапезой. — В городе достаточно людей, чтобы его защитить, и мои триста человек нужны в другом месте.
Тем вечером я ужинал в своей обычной компании: с Этельфлэд, Финаном, Элфволдом, отцом Пирлигом и Беорнотом.
— Если бы только у меня было еще триста человек, — сказал я — и проникся к себе презрением за эти слова.
Даже если бы судьба даровала мне еще триста воинов, мне все равно не хватило бы людей, чтобы взять Бемфлеот. Этельред победил. Мы бросили ему вызов и проиграли.
— Как бы ты поступил на моем месте, господин? — тихо спросил проницательный Элфволд.
Я ответил честно:
— Вернулся бы к Этельреду и уговорил его напасть на датчан.
Элфволд крошил кусок хлеба. Он нашел крошку от мельничного жернова и тер ее между пальцами, не сознавая, что делает. Он думал о датчанах, о битве, в которой ему, как он знал, предстоит сражаться, о битве, которую он боялся проиграть. Элфволд покачал головой.
— Завтра, — тихо сказал он, — я заберу своих людей на запад. — Он посмотрел на меня. — Прости.
— У тебя нет выбора, — ответил я.
Я чувствовал себя так, будто проиграл в кости почти все, а потом, как дурак, рискнул всем оставшимся, пойдя на последний бросок.
Я проиграл.
О чем я думал? Что люди придут ко мне благодаря моей славе? Вместо этого они остались с теми, кто давал им золото. Этельред не хотел, чтобы я
