закрыла глаза и выпустила. Палочки застучали на полу, и она наклонилась, чтобы прочитать их послание.
— Она не увидит там свою смерть, — тихо предупредил меня Финан, намекая на то, что я не должен доверять ее толкованию.
— Мы все умрем, — сказала Скади, — и палочки не говорят обо мне.
— А что они говорят? — спросил я.
Она уставилась на узор.
— Я вижу крепость, — в конце концов, проговорила она, — и вижу воду. Серую воду.
— Серую? — спросил я.
— Серую, господин, — ответила она. То был первый раз, когда она назвала меня господином. — Серую, как инеистые великаны[9], — добавила она, и я понял, что Скади имеет в виду север у ледяного мира, где инеистые великаны шествуют по свету.
— А крепость? — спросил я.
— Она горит, господин. Она горит, горит и горит. Песок на берегу черный от пепла.
Я дал ей знак поднять рунные палочки и вышел на террасу.
Была еще середина ночи, и небо было черным от туч и сыпало мелким дождем. Я прислушался к шуму воды, прорывающейся между сваями старого моста, и подумал о Стиорре, своей дочери.
— Серая? — спросил Финан, присоединяясь ко мне.
— Это означает север, — сказал я, — и Беббанбург на севере, и южный ветер принесет его пепел на пески Линдисфарены.
— Север, — тихо проговорил Финан.
— Скажи людям, что у них есть выбор, — сказал я. — Они могут остаться и служить Альфреду или могут отправиться со мной. У тебя тоже есть такой выбор.
— Ты знаешь, как я поступлю.
— И я хочу, чтобы «Сеолфервулф» был готов к рассвету.
Со мной отправились сорок три человека, остальные остались в Лундене. Сорок три воина, двадцать шесть их жен, пять шлюх, куча детей и шестнадцать гончих. Я хотел взять своих лошадей, особенно Смоку, но судно не было оборудовано деревянными рамами, которые во время плавания удерживают верховых, чтобы те были в безопасности, поэтому я похлопал коня по носу и почувствовал печаль оттого, что бросаю его.
Скади взошла на борт, потому что остаться в Лундене означало для нее смерть.
Я сложил свою кольчугу, оружие, шлем, щит и сундук с деньгами и драгоценностями в маленьком пространстве под рулевой площадкой и увидел, что Скади сунула туда же свой маленький сверток с одеждой.
У нас не было полной команды, но на гребцовых скамьях заняли места умелые люди.
Уже занимался рассвет, когда я приказал, чтобы на носу водрузили волчью голову. Эту вырезанную из дерева голову с ощеренной пастью мы хранили под носовой площадкой и демонстрировали только тогда, когда находились в чужих водах. Угрожать домашним духам дерзким драконом, скалящимся волком или вырезанным вороном означало рисковать привлечь неудачу, но теперь у меня не было дома, поэтому я позволил волку бросить вызов духам Лундена.
Альфред послал стражу к моему дому, и, хотя эти облаченные в кольчуги воины могли видеть нас в доке рядом с террасой, ни один из них не вмешался, когда мы отвязали причальные канаты и направили «Сеолфервулфа» в сильное течение Темеза.
Я повернулся и наблюдал за городом, лежащим под грязным дымом.
— Весла вверх! — крикнул Финан, и двадцать одна лопасть весла поднялась над грязной рекой.
— И вниз! — выкрикнул Финан, и судно устремилось вперед, навстречу рассвету.
Теперь у меня не было господина. Я был изгоем. Я был свободен. Я был намерен жить жизнью викинга.
Это весело — быть на плаву. Меня все еще держала в плену смерть Гизелы, но выход в море снова принес мне надежду. Не большую надежду, но хоть какую-то.
Направлять судно по серым волнам, наблюдать, как волчья голова ныряет с гребня волны и вздымается со взрывом белой пены, чувствовать ветер и холод, видеть парус, тугой, как живот беременной женщины, слышать, как шипит море у борта корабля, чувствовать дрожь рулевого весла в руке, словно само биение сердца судна — все это дарует веселье.
Пять лет я не водил корабль дальше широких вод устья Темеза, но как только мы миновали предательские отмели у Фугхелнесса и смогли повернуть на север, я поднял парус, велел втянуть длинные весла и позволил «Сеолфервулфу» порезвиться на свободе.
Теперь мы шли на север, в простор океана, в сердитое, исхлестанное ветром, убийственное для кораблей море. Берег Восточной Англии, низкий и невзрачный, лежал слева от нас, а серое море убегало к серому небу справа, в то время как впереди была неизвестность.
