Он все еще молчал.
— Ты нарушил слово, — повторил я, и все, что он смог сделать, — это в ужасе потрясти головой. — Итак, ты хочешь отправиться на берег?
— Да, господин, — сказал он.
— Тогда поступай, как хочешь, — проговорил я и столкнул его за борт.
Он издал крик; там, где он упал, раздался всплеск, а потом Финан выкрикнул приказ налечь на весла.
… Позже, много дней спустя, Осферт спросил меня, почему я убил Гутлака.
— Он же явно был безвреден, господин? — спросил он. — Он был просто дурак.
— Честь, — ответил я и увидел, что Осферт в замешательстве.
— Он бросил мне вызов, — объяснил я, — и если бы я оставил его в живых, он бы хвастался, что бросил вызов Утреду Беббанбургскому и выжил.
— Поэтому он должен был умереть, господин?
— Да, — ответил я.
… И Гутлак умер.
Мы гребли недалеко от берега, и я наблюдал, как управляющий барахтается у нас в кильватере. Мгновение или два он ухитрялся держать голову над водой, потом исчез.
Мы подняли парус, почувствовали, как корабль поймал желанный ветер, и двинулись на север.
Мы снова оказались в тумане, снова проводили дни и ночи в пустых ручьях, но потом ветер начал дуть на восток, воздух стал чистым, и «Сеолфервулф» рванулся вперед, на север.
В воздухе чувствовалось веяние зимы.
Последний день нашего путешествия был солнечным и холодным. Мы провели ночь, двигаясь прочь от берега, поэтому к утру оказались у цели.
Волчью голову укрепили на носу, и при виде нее маленькие суденышки суетливо скрывались среди россыпи скалистых островков, где лежали блестящие тюлени и плотные ту?пики с шумом вспархивали в небо. Я спустил парус, и «Сеолфервулф» подошел на веслах по длинным серым волнам ближе к песчаному берегу.
— Держи тут, — приказал я Финану.
Весла замерли, корабль встал, медленно вздымаясь и опускаясь.
Стоя на носу вместе со Скади, я пристально смотрел на запад.
Я был в своем великолепном военном облачении: кольчуга, шлем, меч, браслеты на руках.
Я вспоминал тот далекий день, когда находился на этом берегу и зачарованно наблюдал, как три корабля идут на юг, качаясь на волнах, на которых теперь качался «Сеолфервулф». Я был тогда ребенком и впервые мельком увидел датчан. Я восхищался их кораблями, такими стройными и красивыми, слаженной работой их весел, поднимавшихся и опускавшихся, как волшебные крылья. Я удивленно наблюдал, как вожак датчан бежал прямо по веслам в полном вооружении, перепрыгивая с одного на другое, рискуя погибнуть на каждом шагу, и слушал, как мой отец и дядя проклинают пришельцев.
Спустя несколько часов мой брат был убит, а через несколько недель мой отец последовал за ним в могилу, и мой дядя украл у меня Беббанбург, а я стал членом семьи бегуна по веслам, Рагнара Бесстрашного. Я выучил датский, сражался на стороне датчан, забыл Христа и с радостью принял Одина. И все это началось здесь, в Беббанбурге.
— Твой дом? — спросила Скади.
— Мой дом, — ответил я.
Потому что я — Утред Беббанбургский. И я глядел на огромную серую крепость на дальнем краю скалы у моря.
Люди стояли на деревянных укреплениях и смотрели на нас. Над ними, на древке, поднятом над обращенным к морю фронтоном крыши господского дома, развевался мой фамильный флаг с волчьей головой. И я приказал, чтобы такой же флаг был поднят на мачте, хотя вряд ли ветер дул достаточно сильно, чтобы развернуть его.
— Я даю им знать, что я жив, — сказал я Скади, — и что пока я жив, они должны бояться.
А потом судьба вложила в мою голову одну мысль, и я понял, что никогда не отобью Беббанбург, никогда не поднимусь на скалу и не вскарабкаюсь на стены, пока не сделаю того, что сделал Рагнар столько лет назад.
Такая перспектива пугала меня, но судьбы не миновать.
Пряхи наблюдали за мной, выжидая, нацелив свои иглы, и до тех пор, пока я не выполню их приказ, мне не видать удачи.
Я должен был пробежать по веслам.