соответствующий документ был подписан 21 февраля 1947 года начальником Главного управления высшими учебными заведениями Министерства — уже не комиссариата! — просвещения А. Г. Орловым.
Кафедра, над которой владычествовал Бахтин, была, мягко говоря, немногочисленной. Так, до 1951 года она состояла всего из трех человек: самого Бахтина, Естифеевой и А. А. Савицкого. В начале 1951 года Савицкий уехал из Саранска и преподавательская «полифония» сократилась до двух голосов. В распоряжении Бахтина не было даже лаборантки, вследствие чего обязанность вести протоколы заседаний, заполнять всякого рода отчетность и отвечать за делопроизводство тоже лежала на нем. Если говорить об учебных дисциплинах, закрепленных за кафедрой, то, помимо автоматически подразумеваемой «Истории зарубежной литературы», она обеспечивала чтение «Введения в литературоведение» и «Теории литературы».
Какими-либо серьезными неприятностями деятельность Бахтина на посту заведующего кафедрой всеобщей литературы отмечена не была. Но периодически — особенно в сталинское время — легких «покусываний» он все-таки удостаивался. Например, в феврале 1951 года заведующий учебной частью МГПИ П. В. Ромадин решил пересмотреть экзаменационные билеты по всем предметам, чтобы выяснить степень их идеологической и методологической чистоты. В билетах, предназначенных для сдачи экзаменов по дисциплинам бахтинской кафедры, он обнаружил вопиющее отсутствие высказываний классиков марксизма-ленинизма и русской революционно-демократической мысли. Проявляя бдительность, П. В. Ромадин инициировал тотальную проверку кафедры всеобщей литературы. С 1 по 17 марта 1951 года специальная комиссия (заведующий кафедрой всеобщей истории А. Я. Коковин, старший преподаватель М. А. Носков, А. Г. Дорофеева) занималась тем, что посещала лекции Бахтина и Естифеевой, анализировала протоколы заседаний кафедры и просматривала другую документацию.
Такой мелкоячеистой сетью трудно было не выловить ряд «существенных недостатков». К ним комиссия, в частности, отнесла следующие факты: «на кафедре не заслушаны студенты об их самостоятельной работе, о работе над курсовыми сочинениями»; «кафедра совершенно не занималась вопросами работы со студентами-заочниками»; «на кафедре неудовлетворителен контроль за реализацией программ, рабочих планов и вообще за преподаванием. М. М. Бахтин в первом полугодии не посетил ни одной лекции тов. Естифеевой и вообще в течение всего истекшего времени учебного года»; «на лекции М. М. Бахтина об испанской драматургии не дано объяснение, на первый взгляд, парадоксальному явлению — расцвету испанской драматургии в конце 16 в. и нач. 17 в. на фоне слабеющей экономически и политически испанской монархии. В лекциях тов. Бахтина М. М. и Естифеевой В. Б. не всегда делаются выводы и обобщения, хотя оценки отдельных сторон творчества того или иного писателя, оценки того или иного произведения даются в ходе изложения лекционного материала. Например, тов. Бахтин, прекрасно осветив творчество Сервантеса и дав подробный анализ его бессмертного произведения “Дон Кихот”, все же в конце лекции не сделал вывода о значении всего творчества писателя. Точно так же и тов. Естифеева не сделала общую оценку творчества Жорж Занд»; «в лекциях как тов. Бахтина, так и тов. Естифеевой отсутствует четкий план с определением политических вопросов, по которым бы и шло изложение лекционного материала».
Отдельным пунктом комиссия отметила, что Бахтин «стоит на неправильной точке зрения, утверждая, что вопросы (методики чтения лекций и ведения практических занятий) не надлежат рассмотрению на кафедре, исходя из того, что лекция — явление строго индивидуальное и не может быть подведена под какой-то шаблон, устанавливаемый на кафедре».
Однако положительные оценки в заключении комиссии, безусловно, доминировали. Из этих, например, характеристик прекрасно видно, что проверяющие не скупились на лестные слова и хвалебные эпитеты: «Члены кафедры проводят большую общественную работу. Тов. Бахтин проделал работу по чтению лекций как внутри института, так и вне его. Тов. Естифеева выполняет ответственную работу профорга факультета»; «кафедра как научный коллектив проделала значительную работу»; «кафедра приняла участие в важном мероприятии, в организации вечера советско-корейской дружбы»; «план научной работы кафедры и план повышения квалификации кафедрой выполняются»; «чтение лекций производится в соответствии с программами и принятыми кафедрой планами лекций»; «члены кафедры, как заведующий М. М. Бахтин, так и ст. преп. Естифеева В. Б., свободно владеют материалом своих лекций и вполне эрудированы в своих предметах»; «содержание лекционного материала соответствует требованиям программы и политической направленности преподавания истории литературы зарубежных стран»; «в лекциях приводятся высказывания классиков марксизма-ленинизма о важнейших явлениях в истории зарубежных литератур, а также высказывания выдающихся деятелей русской культуры и культуры зарубежных стран»; «в лекциях обоих членов кафедры достаточно четко проводится мысль об обусловленности творчества каждого писателя той социально-экономической средой, в которой жил и творил писатель»; «при анализе произведений лекторы подчеркивают ту мысль, что крупнейшие произведения эпохи народны по своему характеру, замыслу, содержанию и цели. Поэтому-то они гениальны и не теряют своего значения столетиями. Искусство и литература народа бессмертны»; «при анализе произведений подчеркивается их политическая направленность. Например, доцент Бахтин, говоря о политической линии романа Сервантеса “Дон Кихот”, указывает, что “роман был направлен против духа авантюр и экспансии… Он говорил о том, что нужно слушаться голоса народа, в завуалированной форме выступил против экспансии испанской монархии…”»; «лекторы достаточно четко поддерживают ведущую роль русской литературы в правильном анализе и глубоком истолковании крупнейших произведений зарубежных литератур… <…> например, наиболее правильное толкование “Дон Кихоту” дали Белинский, Чернышевский, Добролюбов и Тургенев»; «необходимо отметить живую форму изложения материала тов. Бахтиным, его лекторское мастерство» и т. д.
Больше всего комиссию, похоже, волновало, сделала ли обследуемая кафедра ритуальный «перепост» брошюры И. В. Сталина «Марксизм и вопросы языкознания» (1950). С чувством, напоминающим облегчение, она в итоге зафиксировала, что «вопрос о трудах товарища Сталина по языкознанию на
