стряхивал пепел прямо на себя, и тогда казалось, что его одежда припорошена снегом.
В уже неоднократно цитировавшихся воспоминаниях Естифеевой есть фрагмент, позволяющий восстановить излюбленные саранские маршруты Бахтина и даже инвентаризовать использовавшиеся им транспортные средства: «В свободные от занятий дни, при хорошей погоде, Елена Александровна старалась расположить Михаила Михайловича совершить предобеденную прогулку. Она очень боялась, что он начнет полнеть и ему труднее будет ходить. Заметим, что первые годы по прибытию Бахтиных в Саранск по распоряжению директора пединститута М. Ю. Юлдашева в непогоду и гололед за М. М. Бахтиным посылали директорскую лошадку. Кучер-подросток Илюша всегда приезжал к намеченному часу. Позже при М. И. Романове эта “привилегия” была отменена. И лишь в исключительных случаях за ним посылали машину, пришедшую на смену лошадке. По просьбе Елены Александровны, я часто сопровождала Михаила Михайловича во время его прогулок. Обычно мы спускались в Пушкинский парк и через него шли в Детский».
Но в основном, конечно, жизнь Бахтина протекала в стенах его квартир — сначала «тюремной», а потом и обычной, «цивильной», расположенной в доме, считавшемся элитным по тогдашним саранским меркам. Говорить о том, что он вел затворническое существование, не приходится. Студенты, например, приходили к нему не только для консультаций, но и для сдачи экзаменов и зачетов. Кроме того, было несколько людей, составлявших для Бахтина постоянный круг дополнительного, внеинститутского общения. Не считая Естифеевой, к ним относились Евгения Николаевна Харламова, знавшая Бахтина еще по Ленинграду (имя ее значится в протоколах по делу «Воскресения»), преподаватель физики и астрономии Я. Ф. Борщин со своей женой, бывшей монастырской послушницей, Нина Григорьевна и Александр Михайлович Кукановы. Именно они, как правило, приглашались Еленой Александровной на день рождения мужа, который отмечался не 17 ноября, а 21-го — в день архангела Михаила.
Иногда, хотя и довольно редко, что вполне объяснимо, учитывая удаленность Саранска от Москвы и Ленинграда, навещали Бахтина и его старые друзья — Юдина, Канаев и Залесский.
Между тем время шло своим чередом, сил параллельно заниматься преподавательской деятельностью, руководством кафедрой и научной работой у Бахтина оставалось все меньше. Да и сам путь на костылях до зданий университета и обратно давно превратился едва ли не в пытку. 24 июля 1961 года Бахтин, дождавшись окончания учебного семестра, написал заявление об увольнении, которое было удовлетворено.
По всем нормам стандартной биографии советского человека, Бахтин должен был теперь вести существование простого пенсионера, лишь иногда вспоминаемого бывшими коллегами. Но еще в ноябре 1960 года произошло событие, которое по вызванному им эффекту вполне можно сопоставить с ударом молнии, настигшим семидесятилетнего Доминика Матея — главного героя повести Мирчи Элиаде «Без юности юность». Эквивалентом этой чудодейственной электрической искры, вернувшей Матею молодость, силы и желание продолжать научную работу, стало для Бахтина письмо, полученное от нескольких сотрудников Института мировой литературы — Сергея Бочарова, Георгия Гачева, Вадима Кожинова, Петра Палиевского и Виталия Сквозникова. «Глубокоуважаемый и дорогой нам Михаил Михайлович! — с нарастающим удивлением читал Бахтин это послание. — Простите, что незнакомые люди осмеливаются Вас беспокоить. Впрочем, мы воспринимаем автора “Проблем творчества Достоевского” как давно знакомого и близкого человека. Ваша прекрасная книга не только представляет собою наиболее истинное и ценное исследование о Достоевском, но, помимо того (или (…) точнее, именно потому), имеет для нас первостепенное значение. Я обращаюсь к Вам (это «Я» принадлежит Вадиму Кожинову. —
У этого письма есть, разумеется, предыстория, начавшаяся в тот момент, когда Кожинов впервые прочел «Проблемы творчества Достоевского». В одном из постперестроечных интервью он говорил, что произошло это тогда, когда ему было 26–27 лет. Если память Кожинова не подвела, то его знакомство с монографией Бахтина следует отнести к периоду обучения в аспирантуре ИМЛИ, куда он поступил после окончания в 1954 году филологического факультета МГУ. Не нужно думать, что Кожинов выступил в роли археолога гуманитарного знания, неожиданно «откопавшего» всеми забытую книгу. На самом деле «Проблемы творчества Достоевского» вовсе не были заживо погребенным фолиантом, вычеркнутым из всех библиографических списков. Например, Галина Борисовна Пономарева, нынешний директор музея-квартиры Ф. М. Достоевского в Москве, окончившая МГУ в 1958 году, утверждала, что эта книга была чуть ли не обязательной для изучения на филологическом факультете, правда, не в контексте подготовки к
