— Александр Васильевич, одолжи на месяц триста тысяч долларов. Десантура в Наро-Фоминске голодает без зарплаты, надо выручать. На тридцать дней, не больше, банкир мой вернется с отдыха — отдам. Ну, ты меня знаешь…
Как раз примерно эта сумма и составляла весь мой стратегический запас для формирования предвыборного фонда. Я был в курсе, что Лебедь — в тесных отношениях с Малкиным из «Российского кредита», у генерала офис в этом банке был. Да и Лебедя я знал с 1990 года. Поэтому спокойно отдал ему всю свою заначку, триста тысяч.
Проходит месяц — Александр Иванович не звонит, более того, начинает прятаться, избегает встреч, не отвечает по телефону. Я воспитан в родителей, те всегда соблюдали неписаный человеческий закон: взял деньги, хоть рубль, — расшибись в лепешку, но отдай в срок. И я видел это своими глазами: всю жизнь мать в долг жила, но всегда своевременно расплачивалась, если даже и голодать потом семье приходилось. Это было делом чести. А тут — суровая харизма, боевой генерал-лейтенант, орденоносец, а вот так себя повел по отношению к старому товарищу и тоже генералу. Так поступали в 90-е годы не «авторитеты», а стремящиеся к этому статусу стажеры, скажем так. Взять денег и не отдать: у их старших товарищей такое было не в чести, там слово многое значило, и за него приходилось нести ответственность, а начинающие не находили в этом ничего зазорного.
Я был не то что разочарован — шокирован. И почти в отчаянии: проводить избирательную кампанию не на что. И тут один мой питерский знакомый во время случайной встречи в поезде говорит мне:
— На носу выборы, а я слышал, у тебя финансовые проблемы. А ты не хочешь пообщаться с Володей Барсуковым?
— Это тот, который был Кумариным? — ответил я первым пришедшим в голову вопросом.
— Он, конечно. Вдруг найдете точки соприкосновения, может помочь в беде чем-нибудь…
Конечно, было заманчиво. Мне бы хоть десятку найти, а то агитаторам платить нечем. А основной противник — начальник тульского УВД с огромным бюджетом и милицейским аппаратом. Под ружье были поставлены все участковые и гаишники. Теленовости начинались милицейским кандидатом и им заканчивались. Бюджетников сгоняли в залы для встреч. Типографии печатали его агитацию тоннами. А я только одну листовку крохотным тиражом смог издать к тому моменту, да и ее срывали отовсюду милиционеры, забросившие борьбу с преступностью ради победы начальника. Забегая вперед, замечу, что бесполезно: я со своими скудными ресурсами победил, потому что за меня народ был, а не подневольные участковые.
Отвечаю знакомому: мне было бы интересно поговорить с этим человеком. Даже безотносительно к моим выборам. Я про него, конечно, многое слышал. Знаю, что он тесно контактировал в Питере с В. Золотовым. А от того был прямой мостик к его неформальному шефу, который «шеф страны» сегодня. Днем в городе был губернатор Собчак, ночью — Кумарин-Барсуков. Хотя, думаю, и в дневное время мало что происходило в городе без его ведома.
Группировка «тамбовских» считалась одним из самых мощных теневых формирований, действовавших в Санкт-Петербурге в то время. В 1990 году Кумарин с компаньонами отбывали срок за вымогательство. После их освобождения потенциал «коллектива» резко возрос, стали налаживаться контакты с политиками, крупными бизнесменами. Экономические интересы «тамбовских» простирались от чисто «спортсменских» сфер деятельности до топливно- энергетического сектора, импорта-экспорта и реального производства.
Я согласился на встречу.
В назначенный день за мной прибыл «Мерседес» с водителем. Приехали в популярный ресторанчик на Невском проспекте — каждый ленинградец- питерец его знает. Спускаюсь по крутым ступенькам, ожидая увидеть кого-то наподобие громилы из «Бриллиантовой руки», который в ресторане допытывался у дурика Семена Семеновича, зачем тот усы сбрил.
В большом зале мне открылась такая картина: там стояло какое-то невероятное количество столов, но все они были пустые. Посетители отсутствовали. В самом центре зала сидел только один человек. Провожатые подвели меня к нему и незаметно (как специалист скажу — профессионально) куда-то исчезли.
Он встал из-за стола, мы поздоровались рукопожатием. Ниже меня на голову, одет очень просто. Открытый и прямой, но цепкий взгляд. Сели.
— Я постарше, можно называть тебя Володей?
— Да без проблем, как вам будет удобно…
Стол был скромным, без черной икры. Выпили по рюмке, перебросились ничего не значащими фразами, какими сопровождается любое знакомство. Постепенно разговор становился откровеннее. Володя говорил не много, но очень предметно. Ясная логика, последовательное изложение фактов, точные детали. Никаких намеков — все вещи назывались своими именами. Как я понял, он из тех людей, которые лучше промолчат, чем будут недосказывать.
Много интересного он рассказал про Золотова и его непосредственного на тот момент начальника Собчака. Я не могу сказать, что был поражен — многое из этого уже знал от своих ребят, работавших в Питере после разгона Службы безопасности президента по линии ФСО. Но прозвучавшее было еще одним и очень весомым подтверждением: не зря кино такое сняли — «Бандитский Петербург». На самом деле не разберешь, кто там бандит был, а кто — государственный деятель. И про тот период, когда мои сотрудники охраняли Собчака, я узнал немало интересного.
«За жизнь» тоже поговорили. Поскольку дело было в Питере, я не мог не вспомнить про самых известных на тот момент представителей этого города — двух популярных артистов кино и музыкальной эстрады. Барсуков вдруг хитро так улыбнулся:
— Александр Васильевич, если они вам интересны, вы сейчас их живьем увидите, дайте только звонок сделаю. А пока они едут, еще по рюмочке
