Порой места всем не хватало за одним столом, и мы накрывали второй приставной. С нами всегда сидела и Наина. Поначалу Ельцин ее старался не брать в поездки, но потом, когда начались проблемы со здоровьем, она находилась рядом и в ходе визитов по стране, и за рубежом.
В Америке ничего катастрофического не случилось — вовремя «слиняли», поэтому на посиделках в президентском отсеке самолета все поздравляли ЕБН с очередной дипломатической победой. От комплиментов он млел.
Мы долго не засиделись. Все устали, хотелось спать. Когда Ельцин лег в своей комнатке, к нам подошла Наина и предложила перейти в общий салон, где обедали. Со столов уже убрали, и можно было прилечь, вытянув ноги на узких диванах. С моим ростом и комплекцией почти невозможно отдохнуть в кресле. Я улегся на диване и заснул моментально.
Вдруг сквозь сон слышу панический шепот Наины:
— Александр Васильевич, Александр Васильевич!..
Я вскочил.
— Что случилось?
— Он встал, наверное, хотел в туалет, но упал и лежит!..
Все переполошились: через несколько часов посадка в Шенноне, а Ельцин — никакой. Хоть я и не врач, но подумалось: не похоже на инфаркт…
— А что он мокрый-то? — спросил я у Наины, когда затаскивал обмякшее президентское тело на кровать.
— Да обоссался, пьянь чертова!..
Сто десять килограммов веса бездыханного Ельцина показались мне тонной — обхватил под мышки, подлез снизу и вместе с телом заполз на кровать. Когда пришли врачи, президент лежал на кровати. Они начали работать — капельницы, уколы, искусственное дыхание. Наина металась по салону:
— У него инфаркт, что делать?!.
Доктора тем временем поставили диагноз: либо сердечный приступ, либо микроинсульт. Была ночь, а когда рассвело, ЕБН очнулся, увидел меня и говорит:
— Оденьте меня, я сам пойду…
Врачи боятся к нему подступиться, а он права качает:
— Сделайте меня нормальным! А не можете — идите к черту!..
Меня всегда восхищало терпение кремлевских докторов: такие клиенты кого угодно с ума сведут.
Приземлились. Глянули в иллюминатор — почетный караул стоит, ирландский премьер тут же. Заметно, что нервничает.
Ельцин обреченно спрашивает:
— А кто тогда пойдет?
— Сосковец.
— Нет, я приказываю остаться! Я сам…
Кричит так, что, наверное, на летном поле слышно — дверь салона уже открыли. А Ельцин встал и снова упал. Понял, наконец, что не судьба ему с премьером поручкаться, сел на пуфик в трусах и рубашке и заплакал. И — ко мне претензии:
— Вы меня на весь мир опозорили…
— Это вы чуть не опозорили всю Россию и себя заодно…
А Сосковец и Рейнольдс неплохо время провели, даже по кружке темного ирландского пива выпили.
В тот раз, можно сказать, пронесло. Впрочем, одним скандалом больше, одним меньше — большой роли уже не играло. Тем более в свете роли, которую Ельцин сыграл незадолго до того в Германии. Он прибыл туда с визитом в конце августа того же 1994 года на торжественную церемонию вывода уже не советских, а российских войск с территории бывшей ГДР.
Перед сном мы в меру посидели, а потом началось в колхозе утро…
Ко мне прибежал доктор:
— Александр Васильевич, надо что-то делать! Время раннее, а он уже «устал». К тому же просит еще расслабиться перед церемонией!..
Ельцин нервничал. Его угнетали разговоры про русских, которые разгромили Германию в Великой Отечественной войне, а теперь едва ли не с позором покидают немецкую территорию, и еще неизвестно, кто в результате победил. Ну а всякую нервозность ЕБН заливал известно чем.
Наина сообщила, словно оправдываясь:
— Александр Васильевич, я только пиво ему давала!..
Ага, свежо предание… Я быстро выяснил, что пивом он «отлакировал» много других напитков. Вряд ли Наина это видела — муж к тому времени стал опытным «подпольщиком» и мог напиться до изумления, а никто не понимал, когда и чем.
По моей просьбе врачи дали ему подышать нашатырем. Пригласили парикмахершу Лидию Федоровну — она вымыла президентскую голову, сделала массаж лица, красиво уложила волосы. От этих процедур фигурант вроде протрезвел, но ненадолго…
Быстро оделись и сели в машину. До места встречи нужно было проехать минут пятнадцать, но этого хватило, чтобы президента снова развезло.
