попасть в одну пару не хотела: судя по всему, он совсем не говорит по-испански, а значит, основная работа ляжет на мои плечи.
Исабель тем временем покинула класс. Марина поднялась, достала из сумочки пудреницу и принялась разглядывать своё отражение. Кико делал вид, что его что-то страшно заинтересовало в пенале, но в конце концов не выдержал и спросил по-испански:
— Ты живёшь в лагере?
Марина покачала головой и загадочно улыбнулась. Кико обрадовался и предложил показать ей лагерь, нет-нет, не свою комнату, конечно, но столовую, развлечения. Марина щёлкнула пудреницей, милостиво кивнула, и они прошествовали к выходу. Алекс увязался за ними.
«Вот уж спектакль так спектакль, — подумала я, прислушиваясь к Марининому хихиканью, — и ничего придумывать не надо. Бедняга Кико не знает, что она использует его, чтобы проникнуть в лагерь и там завести себе поклонников. Интересно, она где-то ведёт счёт тех, кто потерял от неё голову? Ставит зазубрины на дубине?»
— А мы тоже живём не в лагере, — сказал по-русски Любомир.
Я вздрогнула. Совсем забыла об их присутствии. Богдан уже крутился у двери, ощупывая карманы жилетки, а Любомир ждал меня. «Вот мы и разделились на группы, — с горечью подумала я. — Красивые и весёлые ушли, а несимпатичные ботаны остались».
Не слишком доброжелательный вывод по отношению к парню, который ждёт меня, но я ничего не могла с собой поделать. Было обидно. Я думала, тут нет такого разделения, как в русской школе: на некрасивых отличников и весёлых красавцев. Кико ведь заинтересовался мной сначала! Но пришла Марина и всё испортила… Теперь я должна тащиться по жаре с этими двумя занудами, один из которых вообще не проронил ни слова.
И чего я такая злая? От голода, наверное…
— Ну пошли, — вздохнула я.
— Как это — пошли? — встрепенулся Любомир. — Мы ещё не пошли.
— Пойдём, — исправилась я.
Мы снова оказались в холле, где было ещё более шумно, чем обычно. Старосты рассадили ребят на полу, раздали цветастые ленты, которые вырезали на переменке, но смысла игры я не уловила. Хотелось поскорее избавиться от братьев-болгар, попасть домой и что-нибудь съесть. На злополучный автомат в углу я старалась не смотреть.
— Подожди! — тронул меня за рукав Любомир. — Check out!
Оказывается, тем студентам, которые живут не в лагере, а в семье, нужно было обязательно «выписаться» у Трини, то есть предупредить о том, что мы покидаем лагерь. Если бы я просто убежала, то через пару часов Трини должна была бы заявить о моем исчезновении в полицию! Мне стало стыдно. Такая славная девушка, а из-за меня получила бы неприятности. Или так не говорят по-русски — «получить неприятности»? Честно говоря, голова уже гудела от жары, которая охватила нас, едва мы вышли из школы, от испанских и русских соответствий. Есть и спать. Спать и есть. Больше не хочу ничего.
— А ты давно учишь испанский? — спросил Любомир.
Он шагал рядом со мной, засунув руки в карманы. Его брат снял сандалии и бежал по газону, на котором ещё блестели капли воды.
— Несколько лет — неохотно ответила я. — А ты давно учишь русский?
— Я его не учить… не учил специально, — принялся объяснять Любомир, — моя бабушка — русская. И она говорила со мной по-русски, когда я езжал к ней в деревня. В деревню. Там был такой…
Он попытался показать руками что-то, напоминающее воздушный шарик.
— Мяч?
— Нет, нет. Из дерева. С водой. В земле.
— А! Колодец!
— Да, — обрадовался он, — спасибо. И я нёс из него воду каждый день.
— Носил, — машинально поправила я.
— Русский язык очень сложный, — покачал головой Любомир. — Почему «носил»?
— Ну… — задумалась я. — Потому что каждый день. Если действие однократное… Ну то есть один раз делается, то «нёс». А если много раз, то «носил».
— Очень трудно, — повторил Любомир.
— И правда, — признала я.
— А ведь ещё есть «уносил», «приносил»…
— «Заносил», «подносил», «выносил», «сносил», «относил» и «переносил»! — подхватила я.
Любомир схватился за голову и застонал. Мы оба рассмеялись.
— Знаешь, — задумчиво сказала я, — теперь я понимаю, почему моя бабушка называет испанский самым лёгким языком в мире. Никаких тебе «сносить» и «переносить».
