— Вот на какие жертвы пришлось идти ради вашего урока! — торжественно объявила по-испански Марина, и все захохотали.
Кроме Кико, конечно. Он мрачно уткнулся в свои записи, повторяя сценку в баре.
А я даже немного позавидовала Марине. Умеет она всех рассмешить! Мне такое никогда не удаётся…
После урока Марина подошла к Исабель и попросила сделать с ней селфи. Со мной случился новый приступ зависти. Я бы никогда на такое не осмелилась…
После обеда, состоящего из гаспачо и хлеба, я устроилась на кухне с книгой про волшебную школу. Несмотря на кажущуюся простоту языка, читать было трудно. Попадалось очень много незнакомых слов. Некоторые я проверяла по электронному словарю, некоторые пропускала, лишь бы понимать, о чём читаю. Я всё время отвлекалась, особенно на бурчание в животе. Стаканчика холодного супа моему организму было явно недостаточно.
Страшно хотелось бросить книгу, но, во-первых, это был один из тех самых «философских камней», которые помогают учить язык, а во-вторых, хватит с меня неразумной траты на книжку про улитку. Заплатила за эту — буду читать.
Хлопнула входная дверь. Я с облегчением закрыла книгу, прижала к груди и поднялась. Не будешь же при хозяйке читать на кухне!
Сеньора Рибаль была не одна. За её плечом маячил Хорхе. В руках у сеньоры был бумажный пакет с масляными пятнами.
— Поешь с нами, Мария! — пригласила она. — Я принесла жареную курицу.
Я хотела отказаться, но запах был такой соблазнительный, что я не сдержалась. Устроилась на краешке стола, спрятав на коленях книгу. Не хватало ещё дать Хорхе повод насмехаться надо мной, что я читаю детскую литературу!..
Он и не обращал на меня внимания. Сел напротив и, не глядя по сторонам, занялся куском курицы, который положила ему на тарелку мать. У него был такой вид, словно не в его комнате всё исписано моим именем!
Я тоже занялась едой. Мне досталась куриная ножка и немного запечённых овощей.
— Ешьте, ешьте, — приговаривала сеньора, вытирая лоб салфеткой, — тут ещё для Марины порция.
Я кивнула с набитым ртом — мол, спасибо — и поправила волосы тыльной стороной руки. Сеньора заметила этот жест и поспешила к подоконнику, где стоял рулон бумажных полотенец, накрытый прихваткой.
— Мария, вытри руки, так будет удобнее… Ай! Ай!
Сеньора взвизгнула, отскочила и выронила на пол рулон полотенец. Из него, как в фильме ужасов, медленно выползли три паука!
— Это всё она, Мария, — по-прежнему не глядя на меня, сообщил Хорхе и сплюнул на тарелку куриную кость, — она любит пауков. И собирает их специально.
— Что-о?! — разъярилась сеньора.
Я вытаращила глаза на Хорхе. Как он… Как он может?! Так нагло врать! За что он мне мстит?!
— Мария! Мария! — сеньора пыталась сдержаться. — Это недопустимо! Нельзя! Нельзя собирать пауков! Я не знаю, что принято у вас там, в России, но тут — нельзя! Господи, а я ещё говорю всем о терпимости к туристам! И ещё! В прошлое воскресенье ты очень поздно вернулась домой! Очень поздно! Так нельзя! Вдруг с тобой что-то случится?! Что я скажу твоим родителям? Где ты пропадаешь? В барах? На дискотеках? Ты знаешь, сколько там опасных людей! Когда я была в твоём возрасте, я сидела дома! Но пауков не собирала!
Сеньора ещё долго отчитывала меня. Я сидела над тарелкой, размазывала вилкой помидор и не могла заставить себя возразить ни слова. Почему меня обвиняют в том, чего я не делала? Я не собирала этих пауков. А ночное возвращение? Марина вообще иногда приходит под утро, но этого никто не замечает…
Остаток дня я проревела в своей комнате. Плакала тихо, чтобы не слышал Хорхе. Такого удовольствия я подлецу не доставлю. Весь вечер я провела во «ВКонтакте», читая новости тех, кто остался в Москве. Кто-то катался на роликах в парке Горького, кто-то ходил на фотовыставки на бульварах, кто-то работал помощником вожатого в городском лагере… Никогда так сильно мне не хотелось домой. И ещё ужасно хотелось позвонить маме, но я боялась её расстроить. Поэтому перечитала нашу вчерашнюю переписку, где она рассказывает, что они с папой решили в моё отсутствие переклеить обои в моей комнате, и советуется по поводу цвета и рисунка. Хоть кому-то я нужна, хоть кто-то меня любит.
Крики сеньоры звенели у меня в ушах даже с утра. Я жалела, что не веду дневник. Если бы записать весь этот ужас, стало бы легче… С этой мыслью я дожила до переменки между грамматикой и общением. Все, как обычно, высыпали в холл, чтобы поболтать и позавтракать. У меня был с собой бутерброд с ветчиной, но есть еду, которую приготовила нам сеньора, не хотелось. Я всё-таки записала её слова на клочке бумаги. Доберусь до пляжа — утоплю в море.
— ?Maria! — позвала Исабель, и я очнулась от грустных размышлений. — ?Estas lista?[57]
Я огляделась. Марины не было. «Она всё затеяла ради селфи! — вдруг дошло до меня. — Ей нужно было кому-то послать фото с педагогом! Как доказательство того, что она ходит в школу!»
Я так разозлилась на Марину в эту секунду, что, наверное, треснула бы её тетрадкой по голове. «Замуж выхожу, диалог принесу». Врушка несчастная! Да ещё и меня подводит!
Исабель повторила свой вопрос. Я медленно поднялась с места. Терять мне было нечего. Дрожащими руками я вытащила из кармана сложенный
