Первая работа. Испания

другого рода!), оказался нарезанным на пластики, и тереть его было невозможно. Но я выкрутилась. Накрыла горячие макароны этими пластиками, и они мгновенно расплавились. Мама была бы довольна. А может, и нет. «Суп надо есть на обед, а не макароны», — заявила бы она. Кстати, макароны по- испански называются pasta. И как я забыла это слово, оно же во всех учебниках встречается! Я предложила pasta сеньоре, но она отказалась. Сообщила, что у неё очередное собрание по поводу туристов, и опять принялась рассказывать про вазочки, хотя я по-прежнему не видела связи между ними и туристами. Сеньора увлеклась и даже заставила меня выбрать «самую красивую вазу на кухне». Я ткнула пальцем в одну, тёмно-коричневую, облепленную ракушками. Она была низенькая, в ней хорошо бы смотрелись одуванчики, которые не растут в Испании. И ещё она чем-то напоминала Бенисьо.

Хорхе, к счастью, был на работе и в угощении макаронами не нуждался. Я вспомнила про исчёрканную стену, но при виде огромной кастрюли, в которой дымилась pasta с сыром и томатным соусом, страхи улетучились.

Марина съела совсем чуть-чуть: берегла фигуру. Зато я под её неодобрительным взглядом вычистила даже дно кастрюли: к нему прилипло несколько макаронин. Умереть как вкусно!

Гулять мы отправились, когда уже смеркалось. Красивые тут были вечера: розовато-голубые, как старинные испанские шали, они пахли солёным морем и кофе. До Рамблы добирались пешком — вдоль моря. Я разулась и шла по набережной босиком. Марина, как всегда, возвышалась надо мной на каблучищах. Правда, платье она надела довольно простое, светло-голубое, с пляжным принтом, чуть ниже колена.

— Я хочу, чтобы твой друг увидел меня в скромном наряде, — объяснила она, — и потом передал Рикардо, что я ни с кем не кокетничала и ждала только его, моего дорогого.

— Ты влюбилась? — не удержалась я.

— Очень важно, чтобы он на мне женился! — ответила Марина. — Просто суперважно. Ты даже себе не представляешь как!

Город был где-то рядом, но молчал. Не сердито молчал, а по-дружески. Мне казалось, я чувствую на плече его тёплое дыхание. Море шумело, набрасывало волны на берег, и я невольно потрогала завязку купальника на шее. Скорей бы пришёл Бенисьо. А то вечно недовольная Марина ещё и купаться не захочет — из вредности.

По Рамбле гуляли целые толпы людей. Я даже остановилась сначала у памятника Христофору Колумбу, не решаясь влиться в эту массу туристов, но Марина нетерпеливо потянула меня дальше.

Люди были везде. Одни фотографировались на фоне памятника, другие толпились у фонтанчика с питьевой водой, украшенного гербом Каталонии, третьи рассматривали цветы в киосках, четвёртые торговались у ларьков с сувенирами. В глазах пестрило от выставленных и даже выложенных на земле открыток, колокольчиков, флагов, футболок, очков, рюмок, чашек, журналов, магнитов на холодильник, бейсболок, полотенец и кошельков. Всё это было с символикой города, конечно, с Каменоломней, с Домом Костей, с закатами и рассветами на море, с аляповатыми сердцами и розовыми надписями «I love Barcelona».

Наверное, надо было купить родителям какой-то сувенир, скажем, чашку с флагом или футболку, но было страшно даже подойти к продавцам. Наверняка схватят и начнут что-нибудь втюхивать. Бр-р-р-р!

И на всех этих чашках, футболках, колокольчиках и магнитах то и дело виднелась мозаичная ящерка, которую придумал Гауди и «поселил» в парке Гуэль, куда нас поведёт в воскресенье Исабель. Вот так вот… Ещё до парка не добралась, а уже знаю, как выглядит бедная ящерка во всевозможных ракурсах.

То тут, то там раздавались крики на разных языках:

— Be careful![53]

— Сколько это стоит? Пять евро? Ма-а-ам! Дай пять евро!

— What’s that building?[54]

— Gehen wir einen Kaffee trinken![55]

— Саша, надо маме купить сувенир! Твой маме, чьей же ещё! Моя-то не ждёт ничего особенно, а твоя обидится!

— Come ti chiami, tesoro?[56]

Я застыла, оглушенная звуками, запахами, криками, движениями толпы. Как тут вообще можно гулять?! Да ещё и экскурсию проводить…

— Идём в магазин! — закричала мне в ухо Марина.

Но я не могла тронуться с места. Мой взгляд был прикован к девушке, которая стояла на постаменте. На ней было старинное платье с оборками, шляпка с цветами, а в руках — корзинка. И всё это — платье, шляпка и даже цветы — было выкрашено бронзовой краской. Казалось, что она вся сделана из металла.

— Что это? — прошептала я.

— Где? Да ты что! — поразилась Марина. — Никогда живую скульптуру не видела? Их же тут полно!

И правда, весь бульвар был заставлен вот такими людьми, выкрашенными в металлический, тёмно-зелёный, медный… Кто-то изображал чудище из фильма ужасов, кто-то — пирата. Ещё были монахи, ангелы, велосипедисты и танцоры. Был даже Антонио Гауди, который сидел на стуле и держал в руках