сдвинули два столика из трёх вместе, но всё равно за ними не поместились, и Марина взгромоздилась на колени к Рикардо. Однако тот аккуратно, как обезьянку, с которой фотографируются в цирке, пересадил её обратно на пластиковый стул и принялся обсуждать с пожилой официанткой тонкости приготовления паэльи.
— Только о еде и думает, — недовольно по-русски сказала Марина. — Может, у него глисты?
Она расхохоталась.
— Всё равно он классный, — прищурилась Марина. — Надо заставить его купить мне пару платьев.
Я молчала, пребывая в унынии. Испанский язык, который так легко дался мне вчера в клубе, ускользал… Как зелёное стёклышко, которое посчастливилось найти на берегу моря. Вот оно у тебя в мокрой ладони, а вот его — р-раз! — и слизнула волна.
Вскоре внесли паэлью — огромную шипящую сковороду, из которой торчали хвосты креветок и ещё каких-то непонятных морских существ. Рикардо тут же положил себе большую порцию. А Бенисьо взял мою тарелку, наполнил её жёлтым рисом, овощами и креветками, стараясь, чтобы я попробовала всё. Я осторожно зачерпнула ложкой рис, поднесла к губам.
— Осторожно, горячо!
Бенисьо опоздал. Я ойкнула, дёрнула рукой, рис просыпался мне на колени. Сегодня на мне снова была синяя юбка Марининой старшей сестры, но, к счастью, я надела длинную серую футболку, и досталось ей, а не юбке. Хотя всё равно обидно. Жирное пятно на видном месте… И футболка любимая. И во рту всё горело.
«Так мне и надо, — подумала грустно я, — теперь у меня есть веская причина для молчания — обожжённый язык».
На город спускался вечер, сиреневый, дымчатый, шумный, полный музыки и огня, пламеневшего в лампах у входов в рестораны. Люди смеялись, люди болтали. Все болтали! Подружки, друзья, влюблённые, официанты, спортсмены на велосипедах, даже маленькие дети, которые вроде ещё не должны уметь говорить. Но даже они что-то лепетали матерям, а те ворковали в ответ. Все говорили, кроме меня.
Рикардо, который наконец наелся, предложил отправиться в клуб. На этот раз — какой-то восточный, полутёмный, где пахло сандалом, а гости, развалившись в огромных креслах цвета лаванды, курили кальян. Музыка там была громкая, с арабскими мотивами. Как танцевать под такую — непонятно. Я поделилась этим с Мариной.
— Что тут непонятного? — изумилась она. — Танец живота!
Она была довольна: ей удалось заставить Рикардо купить ей самый дорогой коктейль — «Corazon espinado», что в переводе на русский означало «Раненое сердце». Мне же Бенисьо купил орчату — напиток из орешков со смешным названием «чуфа». Помню, как мы веселились на занятии испанским с Беатрис, когда она принесла нам статью про эти орешки. Я тогда ещё загадала обязательно попробовать когда-нибудь в Испании такой коктейль. И вот я сижу перед стаканом с кремовым пенистым напитком, и он меня совсем не радует…
— Расскажи мне о России, — вдруг попросил Бенисьо.
— Давай лучше я? — томным голосом предложила Марина. — У нас по улицам ходят белые медведи и играют на бала…
— Извини, Марина, — вежливо прервал её Бенисьо, — но меня интересует мнение Марии.
— Вот страшила мудрый! — брякнула Марина по-русски и побежала на танцпол, где её уже ждал Рикардо с двумя голубоватыми «Ранеными сердцами» в руках. Я поглядела ей вслед и вздохнула.
— Она бы лучше рассказала. Я ещё не говорю по-испански так хорошо, как она.
— Ты замечательно говоришь, — убеждённо сказал Бенисьо, складывая из салфетки тюльпан.
Так и сказал:
И я наконец улыбнулась, забыв о том, как обожгла язык, как дала обет молчания. Отпила орчаты, холодной, пахнущей корицей и ещё чем-то душистым, и принялась рассказывать о России. О том, кто мои родители, какие вузы у нас есть, о Дане, конечно, о еде, даже о нашей даче немного рассказала. Говорила я с ошибками и паузами. Бенисьо иногда поправлял меня, помогал подобрать слова, но ни разу не позволил себе улыбнуться моим ошибкам или сказать какую-то колкость. Он по-прежнему был серьёзным до занудности, но сейчас меня это не раздражало, а успокаивало.
Ночью я долго не могла заснуть. Всё ворочалась и прижимала к губам тюльпан, который свернул из салфетки мой друг. Но думала я не о нём, а о том, что, похоже, нашла философский камень. Теперь главное — не выпускать его из рук…
Глава 18
Любимая ученица
В понедельник я проспала урок грамматики!
