Глава 17
Я говорю, ты говоришь, мы говорим
На следующий день Рикардо и Бенисьо повели нас к двум домам, которые спроектировал Антонио Гауди. К неудовольствию Марины, Рикардо приехал на метро, и она долго по-русски возмущалась, «как можно обладать такой тачкой и не кататься на ней». Впрочем, огорчение не мешало ей ослепительно улыбаться испанцу.
Дом Бальо, или Дом Костей, был украшен черепами и костями, которые поддерживали балкончики. И жутко, и красиво. Глазастые балконы напоминали то ли страшных глубоководных рыбин (вспомнился страх на первой встрече с сеньорой Рибаль), то ли напуганного этими самыми рыбами водолаза в маске. Особенно изумляло, что стены дома были покрыты россыпью лазурно-зелёных цветочков и ракушек. Как-то легкомысленно смотрелись они рядом с желтовато-белыми костями, будто высохшими на солнце.
— Есть теория, — сказал Бенисьо, — что вот это… — он указал на цветочки, — это чешуя дракона. А вот те кости с черепами — его жертвы.
— Похоже на сказки Гофмана, — заявила я. — И пугает, и… красиво.
Но Бенисьо то ли не знал, кто такой Гофман, то ли не понял и поэтому промолчал.
«Эй, город! — мысленно позвала я. — Скажи-ка, а Гауди это всё придумал, чтобы изумить народ? Типа как цирк шапито или, там… кунсткамера?»
«Сама ты кунсткамера, — обиделся город, — и мыслишь-то поверхностно!»
«В отличие от некоторых, хоть как-то мыслю», — обиделась и я, краем глаза наблюдая за Мариной.
Рикардо купил себе сэндвич, из которого высовывались тёмно-красные лепестки хамона, и сосредоточенно жевал, разглядывая толпу японских туристов, вооружённую палками для селфи.
Марина подошла к нему, выхватила бутерброд и, откусив кусок, вернула испанцу с победоносным видом. Типа я дракон, а ты — моя жертва. Но Рикардо, кажется, только покоробила такая фамильярность. Он вообще мало обращал внимания на Марину. Хотя на неё, одетую в обтягивающее платье- тельняшку, обращали внимание все. Японцы даже сфотографировали её, как достопримечательность у Дома Костей.
Будь я позлораднее, я бы подумала, что Рикардо страдает по мне. Но видно было, что ему нет дела ни до кого, ни до чего, разве только до сэндвича.
Второй дом был весь какой-то расплывчатый, с кучей пещер вместо балконов. Он назывался Каменоломня или, по-испански,
Мы вошли внутрь Каменоломни. Я задрала голову и увидела, что вместо крыши над нами голубеет небо, похожее на озерцо с плавными очертаниями. Такие рисуют на уроках ИЗО первоклашки. Потом я заметила железные балкончики, похожие на клубки почерневшей и застывшей речной травы, и вообразила на одном из них даму позапрошлого века, которая приветственно помахала бы нам расшитым платком.
Экскурсовод, возглавлявшая группу туристов из Италии, вещала что-то про то, как Гауди любил природу, и про то, что в его творениях не найти ни одной ровной линии, но казалось, что слушать её необязательно. Само жилище, изогнутое, тёмное и таинственное, говорило с нами, нашёптывало: «Подойди, подойди… Посмотри… Разве я стул? Нет, нет… Я волшебное животное. Сядь на меня — унесу в свой мир! Подойди, подойди… Посмотри…» Ручки дверей в этом странном доме напоминали то крылья, то клювы, то хвосты птиц и животных.
Я представляла себе, как Гауди брал в руки кусок дерева или металла, прижимал к уху, вслушиваясь в жизнь внутри, и зажмуривался. А потом надевал очки, доставал инструменты и начинал работать.
— Гауди просил рабочего: «Сядь на стул», — рассказал Бенисьо, — тот садился. И дальше мастер делал спинку и подлокотники. Ты знаешь, что такое подлокотники?
Сначала мне нравилось, что он так много рассказывает. Хотя я понимала далеко не всё. Но восхищалась, что простой полицейский так разбирается в истории и архитектуре. Интересно, мои соотечественники, которые тоже следят за порядком, смогли бы с таким же воодушевлением рассказать о доме- музее Толстого, скажем?
Но потом стало грустно. Бенисьо практически не давал мне вставить ни слова.
«Наверное, это потому что я плохо говорю по-испански», — встревожилась я. Вон Марина только и делает, что болтает с Рикардо, а он знай себе кивает, глазея по сторонам.
Нервозность всё больше овладевала мной. Я попыталась дразниться, называя Бенисьо доном Бенеттоном, и хотя он фыркал в ответ, но продолжал упрямо рассказывать об архитекторе. Я приуныла.
После экскурсии Рикардо потащил нас в какое-то «нетуристическое место», где готовили «самую вкусную в Испании паэлью». Это оказалось совсем крошечное кафе. Там было всего три столика и огромная барная стойка, за которой сидели пожилые испанцы и пили кофе из стеклянных стаканчиков. Мы
