ускользнуло прочь. Он сидел на кровати, глядя в стену, подпирая голову рукой, фактически закрываясь так от нее.
? Ты чего? — встревожено и непонимающе спросила Наташа.
Она села на кровать, рефлекторно прикрываясь покрывалом, глядя на его покрытую рубцами спину с рельефными мышцами.
? Наташа, — нерешительно начал Сэт. — Мы не должны… не должны спешить…
? Но я люблю тебя, — шептала Наташа, обнимая его за плечи. — И хочу быть твоей…
При этом через плече она взглянула на то, что сейчас ее так сильно волновало, боясь даже подумать, что совсем не возбуждала его, и убедилась в обратном быстро краснея от собственных столь низменно пошлых мыслей и восхищений. Как же ее все же манило его тело. Эти сильные плечи, что она обнимала, эти руки с единичными тонкими шрамами и следами ожогов. Этот рельефный торс, животик с кубиками и лесенками мышц, скользящих к спине и особенно то, на что она с таким стыдом сейчас смотрела, с трудом сдерживая желание, протянуть руки и по-настоящему понять силу, налившегося кровью органа.
? Просто…
Как же мысли Сэта, отличались от того, что думала она. Он взглянул на нее и все понял, буквально воротило от такой реакции на ее лице.
? Наташа, — разочарованно и огорченно прошептал он, отчаянно натягивая на себя простынь и отворачиваясь прочь.
Он не отказывал себе прежде в желании и пошлости в его биографии было не мало. Он получал что хотел, все это было на уровне инстинктов, пошлых игр. Она же значила для него слишком много, что бы вот так поступать с ней так же, как он поступал со своими женщинами, нужными лишь для удовлетворения, которым и он был нужен для того же, но его руки сами вели себя так же… Она была женщиной, не той женщиной которую он желал ради своей услады, а той женщиной которую любил, которой хотел посвящать мелодии, с которой хотел просыпаться и вот так мгновенно бросать ее в свою постель… Он не мог себе такого позволить, опошлить свои чувства, свои стремления, уронить все до низменного уровня. Он совсем не так видел их отношения. Пусть это естественно, но это то, что нужно было заслужить, а не драть из прихоти.
Глядя куда-то в стену, не в силах все это объяснять, прекрасно понимая, что она, живя иной жизнью, смотрела на этот вопрос иначе, наверняка куда проще, но от понимания легче не становилось, она тихо заговорил:
? Я тоже люблю тебя, — со всей нежностью, на которую он был способен при таком размышлении, шептал он. — Просто мне очень хочется, что бы у нас с тобой все было не так, что бы все решали эмоции, чувства, а не поверхностные желания…
? Но разве мы не должны удовлетворять потребности друг друга, даже если это лишь желания тел? — спросила холодно Наташа, поцеловав его в шею, надеясь, вернуть ему хоть долю того запала с которым он так легко пускал по ее кожи волны волнения.
? Я хотел, что бы всей этой пошлости не было, — шептал он, будто не слышал ее слов. — Мне так важно, что бы у нас все было красиво…
? Я сделаю все красиво! — заявила Наташа, которая не любила, когда ей в чем-то отказывали.
Она быстро шмыгнула влево, сбрасывая покрывало и стягивая с него простынь, временно устроилась на полу, балдея не только от действий, но и от его реакции. Скользя языком по его коже, она смотрела ему в глаза, наблюдая как желание, боролось с его внутреннем протестом, буквально любуясь тем, как ее действия рвали его на части. Она только входила во вкус, провоцируя его. Она будто стремилась сломать его протесты, сломать его гордость, подчинить его…
И он сдался. Не мог он бороться с ней, бороться с ней, было сложнее, чем бороться с самим собой, ведь он любил ее, а ее желание было для него законом. Она не оставляла ему выбора, кроме как забыть о своих нелепых грезах о святой любви…
Она смотрел ей в глаза, сначала с легким укором, будто просил еще пощады, потом с мягкой улыбкой. Проведя рукой по ее щеке, он тихо и немного обреченно прошептал:
? Ты победила… иди ко мне… я сдаюсь…
Она вскочив буквально налетела на него, завалив на кровать, будто была не вампиршей а кошкой. Крылья довольно и возбужденно дрожали. Его разрешения ей было достаточно. В красных глазах мерцали глубокие огоньки, а она сама была готова все сделать сама, только бы он этого хотел, а он хотел, что бы там не говорили его губы!
Она не дала ему ни какого права даже слово сказать, заняв его уста страстным поцелуем. Она чуть потерлась о его возбужденный, совсем уже твердый, после стольких ее заманчивых ласк член, довольно чувствуя, как скользят его руки по бедрам, в подтверждения ее победы. Да, она не хотела подчинения, она хотела его участия. Этого ей было достаточно до полной уверенности, она улыбнулась сквозь поцелуй и, прикусив его губу, глядя в его спокойные голубые глаза, медленно скользнула по его животу, соединяясь с ним воедино.
Замерев на мгновение, она чуть отпрянула, совсем еще несмело, двигая бедрами с тихим таким, скорее оханьем, нежели стоном, но явно довольным. Он же наблюдал за ней, как за диковинкой, спокойно и легко, уж слишком сильно он был приучен даже к этим ощущениям, что б еще и выражать что-то, зато она сама ее радовала достаточно, что бы внутри было не только жарко от желания, но тепло от любви.
Она прижималась к нему, жмурясь, откровенно уже постанывая ему в самое ушко, порой скользя языком по шее, чуть царапая плечи, выгибаясь от его руку, блуждающих по ее чувствительному даже к легкому скольжению пальцев телу.
Все же все выходило, не так уж и низменно и пошло… однако сама Наташа, настаивая на своем желании, так отвоевывая победу, не знала, чем это
