мой, когда придет время бежать, когда тебе будет некуда идти, когда последней надеждой останется смерть, и тебе уже нечего будет терять, играй до конца. И если в этот миг ты поймешь, что все еще хочешь жить, пусть даже в пустоте, приходи ко мне, я покажу тебе новый способ видеть мир.
И вдруг учитель развернулся и пошел прочь. Я растерянно зашагал за ним.
? Стойте! — крикнул мальчик нам в след.
Я посмотрел на учителя. Он что-то прошептал, но я не услышал, а через мгновение мы исчезли. Я смотрел на учителя и ничего не понимал, но ничего не поделаешь: мой наставник особенный. Я улыбнулся и просто ждал, что будет дальше.
Прошло время, и я даже стал забывать этого мальчика с его невероятно живыми глазами, но Миклот вдруг вскочил и умчался куда-то прямо среди разговора, поздним вечером, а вернулся он не один, на его руках был тот мальчик…
Я был в шоке, когда увидел его. Он был очень худым, бледным, слабым и избитым. В тот миг я вспомнил Валентина и понял, как они все же не похожи, ведь даже теперь у этого ребенка глаза сверкали силой и решимостью. Они сверкали тем огнем, каким, по моему мнению, должны сверкать глаза белого мага, следующего благородному кодексу.
Он остался у нас. Его раны потихоньку заживали. Он был тихим и несмелым, запуганный котенок. Я не спешил с ним сблизиться, хотя уже понимал, что он останется с нами надолго, вернее навсегда, ведь он уже потерялся, вернее, отказался от своей прошлой жизни.
Потом он окончательно принял решение и стал одним из нас. Я понимал, что он идет на контракт с Чашей только потому, что нет другого выбора, ведь он просто загнан в угол просто делает то, что ему остается. Он просто хотел выжить. Я молча провожал его в тот день взглядом, не спрашивая и не ободряя. Мне было страшно, будто я был свидетелем чего-то ужасного, но учитель был спокоен, значит… возможно так все и должно быть, но это страшно!
Вернувшись, он сел в кресло и прижал к груди правую руку, будто молился. В тот миг все стало ясно.
? Было бы замечательно, если бы ты поговорил с ним, — сказал Миклот, небрежно теребя мои волосы. — Он не поймет меня, а ты не сильно отличаешься от него, поэтому…
? Я попробую, — неуверенно прошептал я.
? Только будь осторожнее со словами.
? Да, знаю я!
Учитель улыбнулся, будто и не ожидал другого ответа. Я просто кивнул и подошел к моему новому брату.
? Больно? — спросил я, присаживаясь рядом.
Он посмотрел на меня растерянно, возможно даже испуганно и ничего не сказал.
? Моя метка очень сильно болела особенно первое время. Ты знаешь, почему это происходит?
? Привыкаешь? — предположил он тихо.
? Не совсем. Метка возникает там где мы оставили свою боль, — сказал я закрывая глаза и прикладывая руки к собственной груди. — Она убивает эту боль, для этого она и нужна.
Я посмотрел на его удивленные большие глаза. Этот ребенок совсем не задумывался над этим, да и от куда он мог взять эту тему для размышлений? Я расстегнул рубашку и показал ему свою метку. Обычная простая метка, 43026, но я любил ее.
? Это не просто номер, данный мне как черному магу, это рубец на моем сердце. Это то, что осталось от огромной раны, маленький рубчик. Понимаешь теперь откуда эта боль? Это твоя боль, которую ты скоро забудешь, поэтому попрощайся с ней.
Он улыбнулся, глядя мне прямо в глаза, и, отведя руку в сторону, посмотрел на свое запястье. 666! Передо мной сидел новый Дьявол, а я даже не догадывался об этом. Я испуганно посмотрел на наблюдающего учителя, но тот просто кивнул, будто этот номер был мелочью, на которую не стоит обращать внимание.
?Николариус, скажи, — прошептал тихо Илья, не отрывая глаз от своего запястья.
? Что? — отозвался я, взяв себя в руки.
? Я забуду все, что было со мной?
? Нет, но боль утихнет. Мы ведь отрекаемся от прошлого, и оно становить просто страницей в нашей жизни.
? Благодаря ей моя боль станет намного меньше?
? Да. Когда она станет золотой все закончиться и тебе станет легче.
Илья смотрел на пламя, играющее в этих проклятых шестерках.
? Это скоро закончиться, завтра она уже будет золотистой, как моя.
? Пламя, сжигающее прошлое, — прошептал он тихо. — Тогда я буду любить эту метку, как свою вторую душу.
Я вздрогнул, а он просто коснулся губами собственной метки.
Мой будущий лучший друг Илья. Он тогда мирно улыбался, хотя его глаза были влажными, но он собирался жить дальше пусть даже по новым правилам. В тот миг я поймал себя на мысли, что смотрю на него с тем же восхищением, что и на Миклота. Этот мальчик был таким сильным и…
