гнездилась в сердце и мыслях, что управляла ее поступками, не было и в помине. Если даже они когда-то и ссорились или надоедали друг другу или она склонялась к тому, чтобы изменить свою жизнь, и с тоской смотрела в долину, мечтая о еще одном, последнем приключении, – все эти мелочи лишь доказывали, что София и Лейб оставались честными и искренними, что они не просто мечтали о счастье, а на самом деле были счастливы, по крайней мере близки к счастью, насколько это возможно в реальном мире…
– Послушайте, я ничего такого не имел в виду, – с опаской произнес Борис, и София поняла, что стоит неподвижно между мрачными, замерзшими палатками, едва сдерживая слезы. – От меня одни неприятности, верно?
– Я… – В горле стоял ком; София справилась с ним, шумно выплюнула все свое горе… ну, не все, а сколько его уместилось в этот плевок. – Я тут подумала и решила, что нет у нас времени на бордель. День на исходе.
– Согласен. – Борис поспешил вслед за ней. – Каждому свое… Но я не понимаю, как вы можете думать о таком в нашем положении.
– Я тоже не понимаю, – вздохнула София и прибавила шагу, чтобы ее спутник не мог больше тратить дыхание на пустые разговоры.
Цель должна была находиться где-то рядом – ручеек между палаток сделался шире, и в такой леденящий задницу вечер источником талой воды могла быть только кузница. София услышала лязг металла и прибавила шагу.
Это было единственное место во всем лагере, свободное от снега и льда. Подойдя к широкому пятну грязи, окружавшей палатку, София сказала:
– Чи Хён предупредила, что у кузнеца сварливый характер, так что предоставь переговоры мне. Не стоит раздражать того, у кого хочешь купить приличное оружие. Одно резкое слово, и тебе всучат хлам – с виду вполне надежный, но он разобьется вдребезги, когда понадобится защитить свою жизнь.
– Понятно, без резких слов.
– Вообще без слов, – тихо поправила София, подойдя к палатке как раз в тот момент, когда лязг прекратился, сменившись яростными проклятиями. Пока все развивалось чертовски предсказуемо. – Я возьму себе молот, а тебе подберу что-нибудь простое, но устрашающее, и мы уйдем отсюда, прежде чем у нас появится возможность сказать что-нибудь не то.
– Понятно, – повторил Борис, потирая перебинтованные ладони и подставляя их навстречу приятному теплу, которым веяло из палатки.
Как бы он ни плакался, что изувечил руки, упражняясь в стрельбе, но пальцы остались целы, только кожа местами облезла от мороза. Поэтому София решила подобрать ему что-нибудь такое, что можно держать двумя руками. Но сначала нужно раздобыть молот для себя, хотя, что бы она здесь ни отыскала, это непременно окажется барахло, и какой смысл время тратить?
– Привет, приятель, – громко сказала София, входя в тесную, пропахшую дымом палатку.
Дорогу ей перегородил длинный верстак из северного дуба, заваленный всевозможным хламом – отчасти безнадежно сломанными, отчасти еще сохранившими шансы на починку доспехами и оружием, – но все-таки это был хлам. Возможно, мощный мужчина, оторвавшийся наконец от работы и уставившийся на гостью, не был в этом виноват, кузнец в походе вынужден отдавать количеству предпочтение перед качеством, пытаясь отремонтировать то, что и прежде было изрядным барахлом…
Но тут София как следует присмотрелась к явно рассерженному дикорожденному кузнецу, к его моржовым усам и огромным черным глазам и сказала:
– Что ж, я видела всяких уродов и знакома со многими идиотами, но понятия не имела, что у них могут рождаться дети.
Оторопевший кузнец не смог произнести в ответ ни слова, а Борис тихо присвистнул. Но тут огромный потный мужчина шагнул вперед, его увесистый кулак пролетел над верстаком и ударил Софию в плечо с такой силой, что у нее, наверное, потемнело в глазах.
– София! – проревел он. – Рад тебя видеть, подруга, хотя ты постарела маленько с тех пор. То есть демонски постарела! Я знал, что ты в лагере, и ждал, когда же наконец навестишь.
– Мне никто не рассказывал, что ты тоже здесь. И что тебе мешало самому меня разыскать?
– У меня есть время гоняться за призраками? – Улвер покачал огромной лысой головой на случай, если Софии нужен был ответ на риторический вопрос. – Я так прикинул: если это и правда ты, то рано или поздно объявишься. Дурные новости имеют привычку подтверждаться.
– Будь я проклята, Улвер! – София все сильнее досадовала на себя, что не потрудилась выяснить, кто еще из прежних друзей встал под кобальтовое знамя. – И давно ты в отряде?
– Рассказывать с самого начала? – Улвер задумчиво потянул длинный розовый ус. – Несколько лет назад, когда Цепь начала слишком уж рьяно наседать на дикорожденных, я сбежал в доминионы. Открыл мастерскую в Горгоро, занимался в основном инструментами и доспехами, поскольку мало смыслил в ранипутрийском оружии. А как только услышал, что по соседству объявились кобальтовые, собрал вещички и вместе с дочкой двинул сюда. Я все еще надеюсь, что кобальтовые сумеют вышвырнуть Цепь из империи, и это доказывает, что я ничуть не поумнел с годами.
– Вот это да! – воскликнула София, снова удивляясь, сколько веры и надежды она все еще вселяет в людей, даже в тех, кто хорошо с ней знаком. В них – особенно. – И как быстро ты понял, что не я командую отрядом?
– Ха! Да я знал задолго до того, как нанялся. И ни за что бы не пошел на это, если бы верил, что ты снова села в генеральское седло после того, что натворила в прошлый раз. Но мне подумалось: может, это кто-нибудь молодой, у него-то получится… Что ж, так оно и вышло.
