Он снова посмотрел на сходящиеся с обеих сторон Врат армии, гадая, как поступить, и даже мысль о том, что каждая минута промедления может обернуться бедой для Чи Хён, не помогла сделать выбор. Если принцессы не окажется в палатке, он потеряет драгоценное время, а побежав в долину, едва ли успеет отыскать ее, прежде чем имперцы обрушатся на кобальтовых. Мрачный нерешительно шагнул в сторону палатки, затем оглянулся на армию багряных – ни дать ни взять легион кровных сестер ужасной охотницы Янус продвигается по фьордам, чтобы сокрушить крепость кошмарных ведьмаков- скелетов… Ну хорошо, с той небольшой разницей, что разворачивающаяся сейчас перед глазами картина – не дерьмовая фантазия какого-нибудь певца. Что поделаешь, некоторые привычки вообще никогда не умирают.
Варвар помчался по склону навстречу неизбежной битве. Дедушка всегда говорил, что нужно учиться на своих ошибках, а не лить над ними слезы, и пора уже подчиниться этому мудрому правилу. В прошлый раз, когда Мрачный пошел к палатке Чи Хён, вместо того чтобы отправиться на поле боя, кончилось тем, что София Холодный Кобальт забрала его с собой охранять тыл, и это стоило дедушке жизни…
Конечно, если бы он сразу принял сторону безумной старухи, как и велела Безликая Госпожа, дедушка сейчас был бы с ним. Возможно, это мертвый бог Эмеритуса забрал Безжалостного, дьявольской хитростью направив в него стрелу, выпущенную из лучка-дохлячка, в наказание за то, что Мрачный не выполнил такое простое поручение…
Если бы Мрачный действительно мог обвинить в смерти старика Софию и Безликую Госпожу, ему бы полегчало, но он понимал, что единственный виновник этого несчастья – слабоумный внук, который, зная, что вокруг лагеря кипит сражение, слишком резко выскочил из-за палатки. Тяжесть ошибки давила на плечи сильней, чем весил дедушка при жизни, поэтому варвар прибавил ходу. Он сознавал, что не сможет убежать от своей вины, но надеялся, окунувшись с головой в сражение, хотя бы на время забыть о ней. А также о других своих трудностях. Мрачный все еще не решил, как быть с Чи Хён, что делать с дядей и можно ли доверять Хортрэпу настолько, чтобы рассказать ему правду о Трусливом, который сбежал, потому что тоже не мог решить, как быть с Софией и Безликой Госпожой.
Была и еще одна причина, такая же давняя. Стоило увязнуть в одной проблеме, как тут же появлялась следующая, например огромная вражеская армия, пришедшая сюда, чтобы убить девушку, которую он любит, и всех, кто окажется рядом с ней. С таоанцами, конечно же, нужно разобраться, но так уж получалось, что, отложив небольшую трудность до завтра, он получал наутро уйму новых. Если Мрачный хочет избавиться от проблемы, он должен решить ее сразу, а не хоронить под кучей других. Такие вещи человек обычно понимает, когда уже не имеет возможности что-нибудь предпринять.
Мрачный зашлепал сапогами по жидкой грязи мимо сломанного частокола. Он посмотрел на багряный вал, все еще бегущий в долину, и подумал, что ему недолго осталось носить свой позор и страдать из-за нерешительности. За всю жизнь ему ни разу не приходилось видеть столько солдат, и конец неравной битвы будет быстрым и ужасным – совсем не таким, как в песнях. Что ж, если древняя легенда окажется правдой, Мрачный попросит лишь о том, чтобы в Медовом чертоге Черной Старухи, после того как он оставит все свои заботы на пороге, ему позволили испить вместе с дедушкой рог доброго снежного меда.
Улыбнувшись в первый раз за все утро, Мрачный побежал еще быстрее.
Глава 2
Чи Хён сжала зубы и тут же вздрогнула. Жуки и саам помогли забыть о шатающемся зубе, едва не выбитом в схватке с азгаротийцами, и вот теперь он снова адски заболел. А может, это была работа Софии – попробуй теперь вспомни. Она посмотрела на широкое ровное пространство прямо перед собой: черная маслянистая поверхность Врат, не менее опасная, чем ковер, сплетенный из ядовитых змей. Возможно, два дня назад Чи Хён стояла на этом же самом месте, когда открылись гребаные Врата, а вчера подралась с Софией у дальней их кромки. Если удастся пережить нынешний день, завтра она ни за что сюда не вернется – она становится похожей на Сестер Сна, каждое утро расставляющих миски с черным рисом и курительницы с фимиамом из рыбы-гарпии возле Непорочных Врат. Однажды на рассвете Чи Хён видела, как монахини с шорами на глазах шли через тыквенное поле и серые ленты, пришитые к их рясам, развевались на ветру, словно щупальца медузы. Тогда она сочла древний ритуал чрезвычайно жутким, но теперь он казался пустяком по сравнению с тем, что собирался устроить около Врат Хортрэп.
Совомышь захлопала крыльями по лицу хозяйки, засмотревшейся на обнаженного белокожего гиганта, который тащил огромный заплечный мешок на плетеной раме, увенчанный самодельным алтарем. Чи Хён шикнула на своего демона, пытаясь успокоить, но Мохнокрылка продолжала отчаянно биться над ее головой и хлестать кожистыми крыльями по больной щеке. Принцессе по-прежнему не нравился план колдуна, но если таоанцы не остановятся в ближайшие тридцать секунд, а Хортрэп не успеет все подготовить, кобальтовых просто сметут…
И все же, когда страх разверзся в груди так же широко, как Врата перед глазами, багряная конница притормозила в какой-то полусотне ярдов от Чи Хён и ее небольшой свиты. Таоанцы демонски слаженно разошлись полукругом, а кобальтовые всадники вытянулись в линию по обе стороны от Врат. Сотня с небольшим оставшихся в строю ранипутрийских драгун кавалерессы Сингх и около пятидесяти наездников капитана Кимаеры, уцелевших в сражении у Языка Жаворонка, вовсе не выглядели устрашающей силой, но они должны были задержать противника, пока несколько сотен пехотинцев не догонят своего генерала или же Хортрэп не выполнит задуманное. О том, чтобы оставить кого-то из здоровых солдат в резерве, Чи Хён не помышляла. У кобальтовых не хватило бы бойцов даже для защиты крепости, не говоря уже о походном лагере, частокол вокруг которого был еще ниже, чем боевой дух солдат.
В то время как демон беспокойно хлопал крыльями, Чи Хён рассмотрела плотную линию из трехсот имперских всадников на рыхлом, высотой по надкопытье снегу. Превосходно обученные лошади не ржали и не гарцевали, и если бы не струи пара из ноздрей, их можно было бы принять за статуи.
