Дежурный оторвал взгляд от монитора.
— Какую решетку?
— Разделительную.
— Была решетка. От психов разных. Но потом приказали убрать. Мы ж теперь полиция.
— Да? — притворно удивился Андрей.
— А то ты не знаешь, — не поверил дежурный.
— Разница в чем?
— Знаешь, что… разница. Двигай отсюда, пока я добрый. Ходят тут умники разные. Здесь не проходной двор.
Можно было поспорить, но Андрей не стал. Какой смысл? Он уже хотел покинуть эти стены, выкрашенные в казенный серый цвет, когда его окликнули. Голос был женский и, кажется, незнакомый.
— Андрей? Туманов?
Он повернул голову и увидел молодую женщину в узкой черной юбке до колен и белой блузке с намеком на жабо и кружева. Четко (даже излишне четко) очерченные губы, прозрачные глаза, деловая прическа с открытыми ушами и лбом.
— Уварова? — неуверенно произнес он. — Лида?
Да, это была она. Девушка, с которой Андрей впервые пережил все то, что кроется за коротким словом «секс».
— Узнал! — Она облегченно засмеялась, приближаясь с элегантной папкой под мышкой. — Значит, не очень постарела.
— Совсем нет, — улыбнулся Андрей, незаметно принюхиваясь к ароматной волне, накатившей вместе с Уваровой.
У них
— Ты зачем здесь? — спросила Уварова, окидывая Андрея быстрым запоминающим и
Он коротко объяснил, а потом поинтересовался, каким ветром занесло в отделение Уварову. Оказалось, что она здесь работает.
— Пресс-секретарь и специалист по связям с общественностью, — похвасталась она. — Звучит?
— Здорово, — кивнул Андрей, немного стесняясь своих мыслей и о беседке, и об одной укромной скамейке в парке, и о той ночи, которую провел с Уваровой на самой настоящей кровати, когда ее родители куда-то уехали на выходные.
— У меня и звание есть, — сказала она. — Старший лейтенант.
— Поздравляю.
— Пойдем, покажу тебе свой кабинет, — предложила она.
Первым порывом Андрея было вежливо отказаться от предложения. Но тут он сообразил, что тем самым, возможно, отвергает руку, протянутую ему самой судьбой. Знакомство с лейтенантом полиции могло оказаться весьма кстати. Пока Соболев чешется, а Перепелицын нежится на солнце, отец Андрея мучился в тюрьме, где каждый день идет за сотню, а то и за тысячу.
— Или боишься? — поддела Уварова, улыбаясь накрашенными глазами.
— Немного, — отшутился Андрей. — У тебя ведь, наверное, табельное оружие в кабинете имеется.
Он машинально скользнул взглядом по ее бедрам, словно ища там кобуру с пистолетом.
— Только наручники, — многозначительно произнесла Уварова и пошла первой, двигаясь походкой женщины, которая точно знает, что с фигурой у нее все в порядке.
Андрей последовал за ней, то и дело посматривая на раскачивающиеся впереди бедра. Отсутствие пистолета не умаляло его интереса к ним. Он мысленно одергивал себя, но продолжал смотреть, как вышколенный, но все же голодный пес, которого дразнят восхитительной косточкой. Пока не получит разрешения схватить, будет держаться, но потом…
«Да ты бабник, братец, — сказал себе Андрей, проходя в открытый кабинет. — Любу ревнуешь, о Люде мечтаешь, теперь на Лиду пялишься… Может, все дело в том, что у всех трех имена начинаются на одну букву? «Л», хм… Любовь?»
Закрыв дверь, Уварова вопросительно посмотрела на Андрея:
— Переживаешь за отца?
— Не то слово.
— И, говоришь, он не виноват?
Она присела на край стола, изящно скрестив ноги.
— Не виноват, — угрюмо подтвердил Андрей. — А его топят. Перепелицын этот в очочках… Ты его знаешь?
Он сунул руки в карманы, не зная, куда их деть.
— Конечно, — медленно наклонила голову Уварова. — Хороший парень. И специалист хороший. Столько дел, успешно раскрытых.
— И людей посаженных.
