Соболев оборвал себя на полуслове. Потенциальной покойнице совсем не обязательно знать, как будет использовано ее холодное тело.
— Я хочу, чтобы ты ему позвонила, — обратился он к Людмиле. — Скажешь, что тебя похитили, связали и бросили одну. Это важно подчеркнуть. Запомнила? Одну. Никто тебя не охраняет, никто не стережет, но ты не можешь выбраться из подвала этого дома…
Соболев вытянул руку, указывая на свое недавнее приобретение. Людмила машинально повернула голову, чтобы посмотреть, и зашипела от боли: ее льняные волосы по-прежнему находились под подошвой Кита.
— Напрасно стараетесь, — обронила она, гневно сверкая глазами. — Никому я звонить не буду. И сотрудничать с вами не собираюсь.
— Слон, — окликнул Соболев, не повышая голоса. — Есть у вас в машине веревка?
— Какая?
— Прочная. И достаточно длинная. Хотя бы метра три.
— Трос есть, шеф, — доложил Хряк, — элестич… Хорошо гнется, короче.
— Тащите сюда свой эластичный трос, — кивнул Соболев, потрепав коня по жесткой черной гриве.
Тот фыркнул и пустил в землю тугую струю.
Проследив за взглядом пленницы, Кит загоготал:
— Нравится? Небось, не видела такого? Так у меня не меньше.
Тут он явно преувеличивал, судя по тому, как заулыбались и переглянулись его братья. Оборвав смех, Кит провел подошвой по лицу Людмилы, оставив на нем грязные рубчатые следы.
— Делом займись, — прикрикнул на него Соболев. — И вы тоже. — Он взглянул на двух других подручных. — Привязывайте ее. За ноги и к седлу. — Он повел рукой, показывая воображаемую веревку. — Покатаемся.
Оживившиеся братья склонились над визжащей и брыкающейся жертвой. Три пары рук справились с ней легко, словно она была капризничающим ребенком.
— Придерживайте, пока трос не натянется, — распорядился Соболев. — Потом отпускайте.
Он тронул Негритоса с места.
— Не надо, пожалуйста, не надо! — заголосила Людмила.
Соболев, важно восседающий в седле, обернулся.
— Надумала? — спросил он, не уточняя, что имеет в виду.
Это было очевидно для всех присутствующих. Повисшая на руках парней Людмила промолчала. Согласиться она пока что не могла, но и ответить отказом уже не решалась. Это означало, что возиться с ней долго не придется.
— Пошел!
Соболев погнал Негритоса вперед. Веревка натянулась. Отпущенную Людмилу поволокло за скачущим конем. В облаке пыли было видно, как она пытается сесть и схватиться за буксир. Безуспешно. Снова и снова ее опрокидывало на спину и тащило дальше.
Некоторое время братья Рамзаевы что-то кричали ей и бежали рядом, словно любопытные мальчишки, но вскоре отстали и стали наблюдать за экзекуцией издали.
Платье на Людмиле задралось до подмышек. Одной рукой она придерживала трусики, а другой умудрилась дотянуться до троса. Соболев подбодрил коня. Девушку швырнуло на бок. Когда буксир выволок ее из зарослей чертополоха, на ней ничего, кроме платья, не было. Она пронзительно вопила, умоляя Соболева остановиться.
В принципе, можно было сжалиться, но он не мог отказать себе в удовольствии проскакать еще около километра в одну и другую сторону. Негритос, словно ощущая важность своей миссии, держал голову высоко и бил копытами с удвоенной силой. Соболев сидел прямо, держа поводья в расслабленной руке. За его спиной было тихо.
Спрыгнув с коня, он подошел к Людмиле и остановился над ней. По пути ее неоднократно переворачивало, и теперь все ее тело представляло собой одну грязную, окровавленную ссадину. Братья Рамзаевы, подбежавшие полюбоваться пленницей, были разочарованы. Но Соболев остался доволен результатом. Присев рядом с Людмилой, он похлопал ее по исцарапанной щеке:
— Эй… Эй! Очнись. Некогда отдыхать. Будем звонить или кататься?
Она заплакала. Слезы оставляли мокрые бороздки на ее сером лице.
— Звонить или кататься? — повторил Соболев, угрожающе повысив голос.
— Звонить, — всхлипнула Людмила.
— Помнишь, что нужно говорить?
— Да.
Соболев встал, передал поводья Киту и велел братьям отойти. Ему не хотелось, чтобы какой-то случайный звук спугнул Андрея. Воспользовавшись ножом, он собственноручно освободил Людмилу от пут на ногах, терпеливо подождал, пока она натянет на себя изодранное платье, и вручил ей
