яда.
— Ты, наконец, очнулся, драконоборец?, — Её стройный силуэт немного не соответствовал грубому боевому голосу. Андрен предположил, что либо горло болит, либо заставляет себя говорить громче и… яростнее.
«Зачем рычать? Ты так прекрасна, когда молчишь».
Князь прокашлялся. Горло немилосердно сушило, словно находился в Диких песках. Хотелось пить, язык почти прилип к нёбу. Серёжка в ухе нагрелась, и начала больно жечь. Камень ярился, грозя лишить уха.
— Где мой подчинённый и конь?… То есть дракон… То есть Дракард… И где я вообще, прекрасная воительница?
Амазонка хохотнула. Нежная, тыльная сторона ладони коснулась щеки. Такая тёплая и приятная. Рука прошлась ниже, коснулась шеи, груди, пояса, мощным, резким рывком срывая набедренную повязку.
— О, дева, ты меня смущаешь. У меня есть обязательства к другой женщине.
Воительница прижалась щекой к плечу, вызвав волну тепла по всему телу. Так же резко отпрянула, зажав рот привязанному ладонью.
— Молчи, глупец! К чему слова, если под утро всё равно лишишься головы? Какая ещё другая? Не думай о ней. Сегодня я твоя богиня. Я твоя последняя капля жизни. Насладись ей и… умри на рассвете.
— Мне некогда умирать! Тем более на рассвете.
— Это твоя судьба, драконоборец. Боги послали тебя ко мне. Просто прими это, как должное и смирись.
Андрен тряхнул головой, избавляясь от ладони, наваждения и мелкой подлой части в его существе, которая расслабилась и стала принимать её голос и ласки. Да и со стороны уха уже должно было пахнуть палёным. Негодованию янтарной серьги не было предела.
Поспешно пробормотал:
— Мило, конечно. Но это немного расходится с моими планами. Поверь мне, моё сердце принадлежит другой. Я уверен, ты ещё найдёшь подходящего тебе избранника. В твои-то годы. Смело отрубай ему голову после исполненного долга. А меня не трогай. У меня своя судьба.
Засапожный нож в один момент оказался у шеи. Лезвие прошлось по коже, оставляя кровавую полосу. Редкие багровые капли потекли по лезвию. Но что эта мелкая боль, если ухо стало сплошным центром другой, невыносимо-обжигающей боли?
«Пора становиться серьёзным», — прикинул князь. Зелёные глаза недобро блеснули. Лицо посуровело. Внутренний огонь, вспыхнувший в глаза пленного заставил амазонку замереть с ножом. Затем вовсе отшатнуться. Руки ослабли, словно перетаскала не один десяток тяжёлых полных вёдер воды с колодца. Нож упал на пол, воткнувшись остриём в опасной близости от ноги князя. В голове амазонки помутнело. Голос пленника покатился на периферии сознания громкий, чистый и ясный. Такому нельзя не подчиниться. За один такой голос в бой или пропасть. Без разницы. Это голос самих богов, лишающий воли и разума. Это выше её. Захотелось выполнить всё, что он только скажет.
— Бери нож, воительница. Нам не нужны путы на моих руках. От них лучше избавиться. Так будет лучше нам обоим. Перережь их.
— Избавиться от пут, — как во сне повторила амазонка.
Лезвие срезало путы. Андрен блаженно потёр освобожденные запястья, взял амазонку за плечи, продолжая смотреть в глаза. Не меняя глубокого голоса, продолжил:
— Как твоё имя, воительница?
— Сейшелла.
— Ты счастлива, Сейшелла?
— Не знаю… — протянула амазонка.
— Теперь ты счастлива, Сейшелла. Я с тобой. Ты счастлива, когда с тобой твой князь. Ты поняла?
— Да, мой князь. Я поняла. Я счастлива. — Безразлично ответила амазонка.
— Где моё оружие, Сейшелла? Твой князь воин, а воину не престало быть безоружным. Ты поняла?
— Да, мой князь. Князь не может быть без оружия.
— Так, где моё оружие?
— В хижине предводительницы Нерпы, мой князь.
— Где это?
— Это самое большое здание в центре деревни.
— Где пленники, Сейшелла?
Воительница смотрела не мигая. Голова немного покачивалась. Гипноз намерения действовал безукоризненно.
— Не знаю, мой князь. Мне достался только ты. Кому достались другие, на утро не будет иметь значения.
Андрен усадил воительницу на край кровати.
— Ты счастлива и без крови, Сейшелла. Теперь ложись и спи крепким, беспробудным сном до самого утра. Утром ты ничего не вспомнишь обо мне. Останется только ощущение счастья. Ты поняла?
