– Снимайте, – указав на наручники. Пока опер возился с наручниками, охранник приблизился вплотную к Виктору и потянул воздух носом:
– Кензо, – выдохнул он, прищурив глаза от удовольствия. Виктор растерялся, не понимая, что он имеет в виду. Тот заметив удивленный взгляд, сказал:
– Одеколон, Кензо, угадал?
Поняв, что он учуял запах одеколона, Виктор ответил:
– Да, да Кензо, – хотя на самом деле всегда пользовался Армани, но в данный момент решил не разочаровывать охранника СИЗО.
– Ладно, пойдем, будешь привыкать теперь к другим запахам, а вы валите отсюда, – почти враждебно сказал он стоявшим рядом операм. Отойдя от них на пару метров, он процедил сквозь зубы:
– Ненавижу.
– И как вы умудряетесь сюда попадать, – обратился он уже к Виктору,
– Пойдем, теперь это твое новое место жительства, – и повел его в подвал, который служил входом в СИЗО.
Одно дело, когда в тюрьму попадают заслуженно, обдуманно идут на преступление. выбирают жертву, планируют и готовятся совершить преступные действия. В таком случае бессознательно человек понимает, что последует наказание и можно сказать готов к тюрьме и тюремной жизни. Более того, если это рецидивист или вор по жизни, он попадает в тюрьме в знакомую среду обитания и чувствует себя как дома, а если еще совершает акты не повиновения администрации, то получает групповую поддержку и авторитет в среде сокамерников.
Другое дело, когда в тюрьму попадает человек из социального слоя не имеющего отношения к антисоциальному поведению или преступному миру, рабочий, служащий или предприниматель. Душевные муки невыносимые, отчаяние на пределе и последствия необратимы. Что бы выжить у них только один путь, приспособиться и забыть о прошлом. Жить настоящей жизнью, той которую им уготовила судьба и приложить все усилия, что бы пройти этот путь достойно и освободившись, вернуться к нормальной жизни. Наперекор злой воли отправивших его за решётку.
В карантине построение, всех вновь прибывших построили в небольшом прогулочном дворике. Публика собралась разная, разных возрастов и социальных слоев. На крыльцо вышел зек с папкой в руке и начал зачитывать фамилии. Тех, кого называли, проходили в помещение карантина, получать тюремную робу и алюминиевую ложку. Когда коптер (важная должность на зоне, заведует складом где хранятся вещи осужденных, назначается из среды заключенных) выдавал это барахло, говорил каждому:
– Ложка до конца срока.
Сказанное обжигало из изнутри, это звучало как еще один приговор. «До конца срока». Алюминиевая ложка потом каждый раз, когда ее достаешь три раза в день в тюремной столовой напоминает тебе словно эхо – «до конца срока».
Потом проходили к парикмахеру, тоже зеку, он стоял с машинкой для бритья в руках, держал ее так словно карающий меч, выставив демонстративно руку вперед и в сторону. Сама машинка была невероятных размеров и грозно фырчала, такие, наверное, использовали для стрижки баранов. По середине комнаты стояла табуретка.
– Давай заходи быстрей, – подгонял парикмахер очередного клиента,
– Сейчас модельную сделаем, не волнуйся, садись, – указывал он на табурет и ловко орудуя машинкой, за несколько быстрых движений оставлял очередного клиента абсолютно лысым. Когда тот вставал, стряхивая на пол остатки волос, парикмахер грозно добавлял,
– Убирай за собой, вон метла и совок, давай пошевеливайся это тебе не салон красоты.
Лысый зек, как-то неловко брал веник, словно боялся, что он обожжет ему руки и начинал сметать оставшиеся на полу волосы в кучу. В СИЗО ходили слухи, что мужику нельзя брать в руки метлу. Но тут никто не рискнул бы возразить. Те, кто поопытней постриглись наголо еще в СИЗО и с ухмылкой наблюдали за теми, кто брезгливо брался за веник.
После, всех вновь прибывших вели в баню, а так как карантин находится отдельно от жилой зоны, приходилось идти через всю зоновскую территорию. За оградами, которые разделяли бараки, стояли те, кто уже мотал свой срок и с любопытством наблюдали за новоприбывшими, которые понурив лысые головы брели под присмотром зека из карантина, с повязкой на рукаве на которой белой краской было написано «Дневальный карантина», в тюремную баню.
Баня представляла собой отдельно стоящее здание похожее на большой сарай и была огорожена забором из металлических прутьев, на входной калитке висел звонок. Зек с повязкой на рукаве нажал на кнопку звонка и из дверей большого сарая вышел невысокий пузатый дядька, одетый не в тюремную робу и открыл калитку. Это был начальник бани, тоже зек, но особенный, такая должность в тюрьме была как тут говорят «козырной». Банщик жил в бане, а не в общем бараке и пользовался в среде зеков определенным авторитетом, так как имел возможность распределять блага. Например, дать помыться подольше или пустит в баню в не назначенный час, выдать белье получше, но самое главное он мог помочь с запретами.
– У вас десять минут, – рявкнул он и повел прибывших в помещение.
За дверью, было что-то вроде раздевалки, вдоль стен стояли деревянные лавки, над ними в стене были прибиты деревянные крючки. В углу была еще одна дверь и за ней уже находилось помещение так называемой бани, которое больше подошло бы название душевая. Желто– рыжие стены, то ли от грибка, толи от времени, два окна заложенных толстыми, чуть прозрачными блоками из стекла почти не пропускали дневной свет. Вдоль стен стояли
