бетонные лавки, похожие на те что стоят на базаре для разделки мяса. На них стояли стопки тазиков для мытья. Ржавые трубы заканчивались под потолком душевыми сливами, которые зеки называли «сосками», всего их было пять, на некоторых не было распылителей воды. На всех «сосков» не хватало, и поэтому к ним выстроилась очередь. Наспех обмывшись и обтершись выданными полотенцами, больше похожими на застиранные тряпки, новенькие собрались во дворе бани, сбившись в кучу, озирались по сторонам, словно затравленные звери, у кого были сигареты, закурили, у кого не было поглядывали на курящих с завистью, и кто посмелее подходил и просил,
– Слышь оставишь покурить, а?
За оградой бани было видно бараки, с лева какое-то высокое здание без окон, левее располагалась зоновская качалка, тоже огороженная железными прутьями. На ней, словно из фильмов ужасов маячили какие-то фигуры, одетые в лохмотья. Они таскали железо, переделанные под гантели и штанги железные трубы, колеса от вагонов, блоки, сваренные из подручных материалов, больше напоминали пыточные машины, чем спортивные снаряды. На вновь прибывших, это производило неизгладимый шок. Из дворика бани они молча поглядывали на клетку за которой пыхтели качки и скрипело железо.
– Эй, хорош пялиться, забирайте вату! – рявкнул с порога начальник бани.
Вата, на тюремном жаргоне, матрац. Свернутые они лежали в углу. Многие уже сильно прохудились, дырявые в пятнах, иногда бурых, словно засохшая кровь, ждали своих новых хозяев. На этих матрасах придётся провести многие годы. Молча заходят зеки и берут первый, что попадается под руку. Некоторые пытаются выбирать, но тут же дневальный из карантина, отмечающий в тетрадке получающих тюремное имущество, орет на того, кто пытается выбрать матрац:
– Ты что охренел, не в отеле выбирать, взял и уматывай, за тобой еще очередь!
К вате прилагается подушка, набитая какой-то жуткой сбившейся в твердые комки материей и комплект постельного белья, но белья это громко сказано. Серого цвета тряпки, иногда ополовиненные и дырявые, больше похожие на ветошь. Что бы донести вату до карантина, нужно туго скрутить и обмотать простынями, скрученными в подобие веревки. Получается такая себе скрутка, «Улитка» на жаргоне. Водрузив себе на спину эти «улитки», новые зеки бредут, понурив головы в карантин через всю зону. Одетые в тюремную робу, с матрацами на спинах, идут они мимо тюремных бараков под многочисленными взглядами зеков, повисших на оградах локальных участков, разделяющих бараки.
– Вешайтесь, – раздается крик в след. От чего новенькие еще ниже склоняются под тяжестью, то ли скрученной в улитку ваты за спиной то ли от судьбы, обрушившейся на их головы.
Крамар, так называли его между собой оперативники, сидел на стуле в приёмной начальника по расследованию экономических преступлений. Его вызвали неожиданно, позвонив на мобильный. Он сидел и от волнения сжал ладони и засунул их между колен. Сергей был Гомельским коммерсантом. Ему на вид было лет тридцать пять. Он уже ловко приспособился выживать между бандитами и ментами. Иногда это ему приносило неплохие дивиденды, а иногда наоборот. Вот и сейчас этот звонок, что за ним последует? Дверь в кабинет начальника распахнулась и его пригласили зайти. За столом сидело трое неизвестных ему людей. Он остался стоять посреди кабинета. Один из сидящих за столом, с усами, обратился к нему без предисловий и грозным тоном:
– Вы продавали квартиру Хохлу?
От неожиданности у Сергея похолодело внизу живота. Уже весь дом знал, что Виктора арестовали и проводили у него в квартире обыск. Он действительно продал ему квартиру, но часть денег получил наличными. «Наверное, он раскололся», промелькнула мысль в голове Сергея. Но скрывать было бессмысленно, и он чуть выдавил из себя:
– Я продавал…
Больше было похоже не на ответ, а на эхо или переспрос.
– Да ты, – рявкнул усатый грозно на него уставившись. От страха у Крамара потемнело в глазах и пересохло во рту. Немного прейдя в себя, он выдавил из себя практически шепотом:
– Да продавал, все по закону, он рассчитался со мной.
– По закону или нет, мы решать будем, – прорычал усатый. От чего у Крамара закружилась голова, «Это конец!», единственное, что пронеслось у него в голове. Увидев его страх и замешательство, один из сидящих за столом, обратился к нему уже помягче:
– Не волнуйтесь, к Вам нет претензий. Поймали международного преступника, нам нужно знать, что у него есть.
Немного прейдя в себя от услышанного и понял, что это не к нему претензии, Крамар словно очнулся:
– Да, да, он мне всегда не нравился, эти хохлы всегда такие, – дрожащим от страха и волнения голосом, затараторил он.
– Слушай сюда, – снова заговорил усатый, – нужно отобрать у него жилье, будем все конфисковать, а квартиру эту в центре и после ремонта, нужно передать достойным офицерам из нашего управления, которые служат родине и очищают нашу землю от подобных хохлов. Значит будешь работать с нашим опером, – кивнул он в сторону сидящего за столом и молчавшего все это время человеком, – он тебе поможет с бумагами, только смотри без глупостей, у нас на тебя вагон компромата, где ни будь скажешь об этом разговоре или сделаешь что-то не так, тебе конец, пойдешь по этапу, понял? – а сейчас свободен, ожидай в коридоре.
Крамар на ватных ногах вышел в коридор и упал на стул, холодный пот выступил у него на лбу.
Оставшись одни в кабинете, начальник следствия, начальник по борьбе с экономическими преступлениями и старший опер, продолжили разговор:
