провести одному из них в шалаше со связанным и с мешком на голове мажором. Вспоминали как они собирались на стройке и выскребали по карманам мелочь, чтобы купить бутылку дешёвого пива и пачку сигарет «Минск» и вот сейчас они могли позволить себе дорогой алкоголь и шикарный ресторан в центре города, в сторону которого раньше даже не решались смотреть. Казалось, сбылись все их мечтания, они восстановили социальную справедливость ощипли барыгу. Но радость не наполняла до конца, а выпитый алкоголь только пробуждал темные места в их душах и, хотя они не признавались в слух друг другу, всех объединяло одно чувство – зарождавшееся волнение, переходившее в липкий и удушливый страх, который вместе с парами алкоголя поднимался и окутывал все их сознание.
Все дальнейшее происходило как лопнувшая пружина. Быстро с шумом и множественными виткам одинаковых событий.
Следующим утром после посиделок в ресторане, почти одновременно в квартиры друзей ворвались опергруппы и провели аресты. Им сразу же предъявили обвинения в вымогательстве, похищении человека и удержании заложника. С момента ареста они не видели друг друга. Их держали в различных камерах. Никто не понимал, что происходит, каждому из них по отдельности следователь предъявлял улики, о которых не мог знать без сотрудничества кого-то из них. Иван держался до последнего. Отказывался признавать свое участие в похищении и всячески отрицал свою вину, до тех пор, пока следователь не предъявил ему результаты экспертизы окурка, который нашли возле землянки, на нем были биологические следы – ДНК Ивана. Дальше сопротивляться не было смысла, следователь пообещал минимальные сроки за признательные показания, поэтому каждый начал бороться сам за себя и рассказывать все что нужно и не нужно. На суде их признания не приняли во внимание и учитывая тяжесть совершенных преступлений группой лиц дали сроки от десяти до двенадцати лет.
В сборной камере на десять человек их находилось в два раза больше. В такой камере обычно собирали всех, кого доставляли в тюрьму по этапу для дальнейшего распределения по тюрьмам или зонам. Кому-то уже вынесен приговор и направляют на зону к месту отбывания наказания. Кто-то едет на тюрьму № 8 в Жодино, туда отправляют всех, кто был не согласен с вынесенным приговором и пытался его обжаловать. По закону, до вступления приговора в силу арестованный еще не является осужденным и может находиться в СИЗО до окончания прохождения жалобы на приговор по всем инстанциям, а это может быть долго, учитывая скорость рассмотрения апелляций. Администрация СИЗО, под предлогом переполненности камер, отбирала таких и отправляла по этапу в Жодино. Тюрьма № 8 считалась одной из самых жестоких не только в Беларуси, но и в Европе. Передвигались арестанты там исключительно под землей, даже прогулочные дворики были вырыты в земле и сверху накрыты решеткой. Что бы находящиеся там не могли понять где они находятся их водили по тюрьме каждый раз новыми коридорами. На этапе еще были и те, кого с зоны возвращали на тюрьму, или по пересмотру дела, или по вновь открывшимся обстоятельствам, чтобы добавить срок. Сборная камера представляла собой прямоугольное помещение, с «положняком» – столом на жаргоне, забетонированным в пол и приваренным к нему скамейками накрытых досками. За ним запросто могли разместиться человек десять одновременно. Нар в такой камере не было, а была «сцена» – возвышение вдоль всей камеры сбитое из досок. На нем можно было прилечь, и кто хотел лежали покатом, положив под голову сумки с пожитками. Лежать на досках было не очень удобно, поэтому многие просто сидели или на краю «сцены» или опершись спиной на стену. Умывальник и параша находились в углу и ничем не отделялись от остального помещения. В камере было два без стекла зарешёченных окна. В просветах между решёток, можно было разглядеть край неба и какие-то здания. Тюрьма находилась в центре города, и когда в камере было тихо можно было прислушаться и услышать шум большого города. Для тех, кто долго катался по тюрьмам, это было сродни глотка свежего воздуха с воли, которая была буквально в каких-то двадцати метрах. На рассвете, караульные начали вызывать для распределения по тюрьме вновь прибывших арестантов, стучали дубинкой в двери камеры и орали «Осужденный, с вещами на выход». Потом через некоторое время открывали металлическую дверь и выводили на «продол» тех, кого заказали. Выходившие из камеры, ставили возле себя свои пожитки, сумку или пакет с личными вещами и поворачивались лицом к стене. Разговаривать и поворачиваться было запрещено, за нарушение можно было отхватить дубинкой по спине или ногам.
Потом караульный подходил к каждому сзади и спрашивал – Фамилия?
Стоящий лицом к стене должен громко произнести свою фамилию.
– Статья? – спрашивал снова караульный. В ответ нужно было назвать статью, по которой осужден. Когда перекличка заканчивалась, всем нужно взять руки за спину при этом держа свою сумку и не поднимая головы идти за конвоиром. Замыкал процессию обычно конвойный с собакой, которая постоянно рычала и норовила цапнуть замыкающего зека за ноги, отчего тот постоянно ускорял шаг и оглядывался, врезаясь впереди идущего товарища. Конвоирам нравилось забавляться таким образом, они всегда ослабляли поводок пса, давая ему возможность дотянуться до жертвы.
Всех, кто отправлялся дальше по этапу, направляли в камеру, находящуюся в месте, от куда невозможно связаться с другими заключенными находящимися в тюрьме. Пройдя длинными и кажется бесконечными коридорами тюрьмы вереница арестантов, подгоняемая псом и окриками конвойных, дошла до специального продола. Это место находится в подвале и практически изолированно., имеет один вход, который закрывается широкой дверью из толстого листового металла. Длинный коридор, выложенный кирпичом, трескающимся от древности, потолок в виде арки словно сжимает и сдавливает. Кажется, что эти стены видели немало страданий от начала времен. Камеры расположены по левую сторону. В конце коридора постоянно находились караульные, там размещались камеры тех кому грозила высшая мера наказания – расстрел. Этот коридор еще называли стометровкой, подразумевая что это последние сто метров, сто шагов, отделяющих от исполнения приговора приговорённых к казни осужденных. Мрачное освещение, сырость, странная вонь гнили и грозная тишина не характерная для тюрьмы, наводила на прибывших ужас. Кажется, что от сюда выход может быть только один – в преисподнюю. Тут так же было две камеры для идущих по этапу арестантов их еще называли «этапками». Камера куда привели конвойные новую партию
