совершенно точно было изложено в советских газетах того времени. Что же касается Савинкова, то могу сказать, что он стоил Союзу не менее трехсот тысяч старых франков и пользы никакой не принес, потратив эти деньги на женщин и на игру на скачках».
Необходимо уточнить. Георгий Евгеньевич Эльвенгрен, штаб-ротмистр лейб-гвардии Кирасирского полка, сражался в армии генерала Юденича против большевиков. В эмиграции — соратник Савинкова. В 1926 году перешел советскую границу и был арестован. Его судили по обвинению в шпионаже и подготовке терактов. 9 июня 1927 года расстреляли. «Известия» напечатали выдержки из его признательных показаний на следствии. Эмиграция не поверила в их подлинность. Петр Струве утверждал: «Нравственными и иными пытками Эльвенгрен был доведен до сумасшествия и расстрелян он был душевнобольным».
Но продолжим исповедь Сергея Третьякова:
«После краха всех этих начинаний Президиум обратил свое внимание на Кутепова, но, принимая во внимание прежний горький опыт, деньгами не бросается. Я лично не знаю ни одной выдачи денег Кутепову от Союза, но думаю, что некоторые состоятельные члены Союза (Нобель) деньги ему давали, и даже крупные.
В данное время Союз не имеет никакого значения. Он захирел, денег у него нет, находится он в маленьком помещении на рю Николо, 3. Служащих двое, да и те не знают, получат ли они свое жалованье первого числа, но так как председатель Союза Денисов — человек энергичный и щедрый, он может устроить какое-либо выгодное для себя дело. Сейчас он без денег».
Переписка со старыми знакомыми, оставшимися в России, — Нольде и Суздальцевым, переданная Третьяковым советской разведке, пригодилась, когда начались заседания Специального присутствия Верховного суда СССР. Председательствовал Андрей Януарьевич Вышинский. Обвинение поддерживал прокурор РСФСР Николай Васильевич Крыленко, старый большевик, первый главнокомандующий Красной армией.
На вечернем заседании 1 декабря Вышинский просил коменданта пригласить свидетеля Александра Нольде, который покорно поведал суду, что по указанию Торгпрома занимался вредительской деятельностью в льняной промышленности и что инженер Суздальцев участвовал в финансировании вредительства…
Тем временем в Париже Сергей Третьяков принес на очередное свидание со связным подробный доклад. Он уже знал о московском процессе и сказал:
— Я утверждал и утверждаю, что никого из обвиняемых по делу Промпартии я лично не видел и разговоров с ними не вел.
Доклад Третьякова о Торгпроме переслали в Москву:
«1. Краткая справка
С августа 1928 года я ушел с того места, которое занимал в Торгпроме, так как задумал заниматься другими делами. Я был управляющим делами, ведал кассой и счетоводством и вел всю переписку Торгпрома. Товарищем председателя я остался и недавно опять был выбран на этот пост.
В середине 1928 года денежные дела союза были очень неблагополучны; еще в 1927 году Денисов за гроши продал свой дом А. О. Гукасову, а в 1928-м Гукасов выгнал Союз, и ему пришлось поместиться в двух меблированных комнатах, и уже после было снято помещение на рю Николо.
В это же время произошла крупная ссора между Денисовым и А. Гукасовым, которая лишила возможности Союз получать от него деньги на текущую работу и заставила П. Гукасова совершенно покинуть свою работу в Союзе и снять с себя звание зам. председателя. Союз всё это время нуждался в деньгах, и его поддерживали исключительно нефтяники и Нобель.
Мое участие в жизни Союза за это время было небольшим, и лишь в конце 1929 года я стал часто бывать и на заседаниях, и регулярно видеться с руководителями организации. С марта 1930 года опять наступил небольшой перерыв, а с августа я опять стал входить в курс всех дел.
2. Внешняя работа Торгпрома сводилась всё это время к обыкновенной переписке, писанию протоколов и резолюций, собиранию всяких материалов, созыву экономических совещаний и т. д., причем всё время внешне Союз нуждался в деньгах. Внутренняя скрытая работа Союза, конечно, была, но я лично не мог следить за ней ежечасно — по причинам, о которых говорил выше. Мне придется в этом докладе говорить главным образом о деятельности Союза в связи с делом Торгово-промышленной партии. Я утверждал и утверждаю, что никого из обвиняемых я лично не видел и разговоров с ним не вел.
В 1923 или 1924 году Кутепов пригласил Денисова, П. Гукасова и меня позавтракать в ресторан с ним и какими-то двумя лицами, приехавшими из России и будто бы офицерами Красной армии. Разговор, как всегда, свелся к тому, что Красная армия накануне восстания, но только нужны деньги, а люди имеются. Из моей памяти изгладились физиономии этих людей и их вымышленные фамилии, знаю лишь одно, что денег на месте они не получили. Больше личных свиданий у меня не было.
Откуда брались деньги и было ли замешано в этом деле французское правительство? С момента организации Торгпрома, то есть с 1920 г. деньги притекали главным образом от Денисова, тогда очень богатого человека, а затем, после промышленного съезда 1921 г., от целого ряда лиц, в частности и от меня. В те времена они расходовались широкою рукою. В 1920–1924 годах Савинков получил около 200 000 франков, Кутепов — не менее 250 000 франков. Начиная с 1924 года, средства Торгпрома стали истощаться, и старые эмигранты стали придерживать карманы. Я утверждаю, что в это время мы от французского правительства не получали денег.
Настроение текущего момента. Оно очень приподнято. Руководители Торгпрома полагают, что всё внимание эмиграции обращено на них, они
