— Тюрьма для меня — это еще и семейная традиция, которой я горжусь. Я принадлежу к четвертому поколению Рамиресов и Санчесов, которых арестовывали и сажали за то, что они защищали правое дело, руководствуясь политическими идеалами. Не будем забывать, что выбор оружия нам, революционным борцам, был навязан врагом, несоразмерностью противоборствующих сил. Сегодня это называют «асимметричными» конфликтами, объясняют неустойчивым, взрывоопасным международным положением, характерным для горячих лет холодной войны.
В заключении он штудировал право, изучал все тонкости юридических правил и со временем мог легко указать содержание того или иного параграфа при удобном случае. Полушутя-полувзаправду он говорил, что уважает закон и стремится к тому, чтобы он полностью соблюдался. Юридическая казуистика иногда приводила к перебранкам с тюремщиками, которые привыкли общаться с бесправными уголовниками и блатными. Однажды на него даже напали с дубинками из-за того, что он отказался сдавать свой ремень перед поездкой к британским следователям. Другим неприятным моментом была умышленная задержка корреспонденции тюремной администрацией. Столкнуться с этой проблемой пришлось и мне: моя новая книга, еще горячая после типографских машин, была отправлена назад, проделав путь из России во Францию и обратно в течение почти трех месяцев. В другой раз администрация сокрыла факт получения большого англо-русского словаря, высланного мной на имя начальника тюрьмы мадам Валери Хазет. На это безобразие я ответил статьей «Пошла ты к черту, Франция» в одном из российских федеральных изданий.
Помимо приятного общения с адвокатом Изабель у Карлоса было и менее приятное общение с судьей Брюгьером. Надо отдать должно выдержке Ильича — он надевал один из своих шикарных пиджаков и демонстрировал ироничное пренебрежение всем усилиям судьи вывести его из равновесия. Ильич внимательно слушал долгий, по-иезуитски витиеватый вопрос и так просто отвечал:
— А к кому вы обращаетесь, мсье? Согласно законам вашей собственной страны, меня здесь нет.
Эти игры приводили в ярость Брюгьера, который продолжал чеканить свои вопросы. Судья надеялся, что сбитый с толку заключенный, отрезанный от всего мира крепкими стенами La Sante, начнет сдавать своих союзников, но этого не происходило.
— Он забывал, — как-то сказал мне Карлос, — что я руководитель революционной организации. Что, он действительно думал, что я предам дело не только свое, но и многих людей по всему миру?
Несмотря на то что Брюгьер играл роль «доброго полицейского», французские власти не были настроены на на снисходительное отношение к пленнику. Тот факт, что он был похищен из Судана, скрывался, а судебные процессы первых лет проходили за закрытыми дверьми, что исключало предоставление официальных заявлений подсудимого прессе. Очевидно, что закрытые процессы преследовали ряд целей, в частности, снизить со временем угрозу последствий от заявлений, которые обязательно сделает Карлос, и отрепетировать судебный процесс, превратив суд над революционером в суд века. Реплики обвинения были срежиссированы, а недостаточность доказательств компенсировалась их театральной подачей.
Однажды Карлос рассказал, как ему удалось одурачить Брюгьера и Рондо. Историю я внимательно записал.
— За последние годы «допросов» следователь Жан-Луи Брюгьер попытался убедить меня в том, что в архивах Секуритате могут быть доказательства моего соучастия. Я ему ответил, что в Румынии я вел дело с ныне ушедшим президентом Николае Чаушеску и что в Секуритате не может быть дела на Карлоса. И добавил: «Зато есть дело Рондо, которое я держал в собственных руках». Рондо, задетый за живое, попал в мою ловушку и выступил со злобными заявлениями в ежедневной газете «Фигаро», где он вспомнил мой захват в Хартуме с официальным соучастием Судана. Тогда я выступил с заявлением с предъявлением гражданского иска против Рондо.
В итоге апелляционный суд в июне 1996 года удовлетворил иск Карлоса о его похищении. В постановлении суда было черным по белому написано, что арест был произведен вне всех правовых рамок, с нарушением международных норм и законов об экстрадиции. Это был настоящий удар по репутации министра Паскуа, генерала Рондо и судьи Брюгьера! Оказывается, похищен — ни больше ни меньше. После этого было начато беспрецедентное давление на причастных к этому решению судей, в результате чего уже Верховный суд отменил принятое постановление. Это уже был настоящий государственный терроризм, не имеющий ни малейшего отношения к праву.
Глава 17. Судебный спектакль
— Меня приговорят к пожизненному заключению только потому, что я Карлос.
21 июля 1997 году Изабель Кутан-Пейре публикует обращение для прессы:
«Защита Ильича Рамиреса Санчеса, известного также как Карлос, от его имени, от имени права защиты и в интересах требований справедливости постановила, что заключенный во Франции вот уже почти три года:
— находится тайно и в полной изоляции;
