своим подсчетам: двадцать два часа. Откуда берется? Играл на переменах с другом. После уроков на продленке. Однажды на ночь утащил-таки смартфон вместе с зарядкой, до четырех часов играл и общался с приятелем под одеялом. За некоторые секретные услуги на три часа дал свой планшет старший брат. Мама замоталась с младшей сестрой и забыла вовремя выключить компьютер. Сказал, что нужно сделать презентацию по географии, скачал ее за пять минут, еще три часа сидел в контакте, переключаясь на вращающийся глобус каждый раз, когда у двери возникали шаги. Играл у бабушки почти целый день, договорились маме не говорить.
Однако моральный «компьютерный» климат в первой и второй группе отличается кардинально. Дети из первой группы чувствуют, что это они виноваты, нарушая известный режим. Дети во второй группе осознают себя постоянно обманутыми борцами за правду и справедливость: «Я эту двойку уже почти исправил, я же уже с учительницей договорился, чего же она…!»
Моральный «компьютерный» климат в третьей группе по понятным причинам — 36,6.
Средняя температура по больнице интересует? Сейчас.
Первая группа. Заявлено контролирующими родителями: в среднем дети проводят в инете 7 часов в неделю. Сообщения детей из этой группы — 21,7 часа.
Вторая группа. Заявлено борющимися родителями: в среднем дети проводят в интернете 11,5 часов в неделю. Сообщения детей из этой группы — 24,3 часа.
Третья группа. Заявлено родителями-пофигистами: в среднем дети проводят в интернете 25 часов в неделю. Сообщения детей из этой группы — 23,7 часа.
Вам нравится? Мне тоже.
Выводы предоставляю сделать уважаемым читателям.
Еще информация, которой считаю нужным поделиться. От октября к февралю реальное пользование интернетом возрастает во всех трех группах (особенно сильно — во второй). Объяснения этому не знаю. Предполагаю: 1) постепенный уход от летнего реального мира зимой; 2) нарастание усталости от учебных нагрузок, потребность в сбрасывании «зеленых крокодильчиков»; 3) развитие коммуникации — в новом году появились новые друзья, и виртуальное общение с ними постепенно нарастает.
Что делают? Первая группа — преимущественно играют и серфят. Вторая — играют и общаются, серфят значительно меньше. Третья — преимущественно серфят, на втором месте — общение. Играют меньше всех. То есть для третьей группы всё это — скорее путешествие в новый мир и новые встречи. Для первой — преимущественно игра. Для второй — приключение и возможность пообщаться с теми, кто тебя понимает.
Еще из забавного: практически все дети (из всех трех групп) лояльны (во всяком случае, на словах) к «компьютерной политике» своих родителей. «Да, нормально, я всегда знаю, когда мне будет можно поиграть»; «Да, конечно, я злюсь, но, если у меня не отбирать, так я так и буду там сидеть, а это неправильно»; «Да, разумеется, какой смысл нас контролировать, если родители сами там все время сидят».
Он умрет
Так она мне сразу и сказала, едва усевшись в кресло.
Я настолько опешила, что автоматически согласилась.
— Ага. Мы все умрем.
Тут же ужаснулась своим словам, потому что ребенку, которого она держала на руках, на вид было годика полтора. Как ни странно, моя автоматическая реплика ее как будто устроила.
— Ну да, — кивнула она. — Но он-то и не жил вовсе. И вот почему так? Почему? Почему?!
Она горько заплакала, вытирая курносый нос свободной рукой с не очень чистыми ногтями.
— Мама, успокойся, — доброжелательно, но строго сказала узколицая девочка лет двенадцати, пришедшая вместе с ними (таким тоном обычно говорят с классом молодые учителя начальной школы). — Ты же мне обещала. Мы тут не для того, чтобы ты плакала. Помнишь, ты хотела спросить!
— Что происходит? — наконец догадалась спросить я сама.
Один из многочисленных вариантов мышечной дистрофии. Генетически обусловленный. Младенческий и потому особо злокачественный. Лечения нет. В терминальной стадии — ИВЛ. Живые врачи отводят глаза и не дают никаких прогнозов. Безликий и безэмоциональный интернет говорит: смерть обычно в возрасте от трех до десяти лет. Владику сейчас год и десять. Головку он раньше держал, теперь не держит. Одной ручкой еще может хватать, но удержать в ней уже ничего не может.
— Что с интеллектом? — спрашиваю я.
— Владик все понимает! — быстро говорит девочка.
