растянувшуюся из-за роста тела букву «У». Лицо брата побелело от бешенства, глаза словно утратили цвет. Он стремительно вскинул арбалет, целясь прямо в лицо Дрианна. Некромант, напружинившись, по-волчьи оскалившись, бросил заклятие, выбившее оружие из рук Ома. Гортанно вскрикнула Лилла, когда с пальцев ее любовника потекла тягучая, леденящая, осязаемая волшба. Все это произошло в какие-то доли секунды, и я, до последнего не ожидая, что дело примет такой серьезный оборот, замешкался. Накрывать брата щитом было уже поздно, чары коснулись его груди. Но вместо того чтобы упасть замертво, Лютый заслонился ладонью – так, словно это было не заклятие, а безобидная струя воды. Потом из его руки навстречу некромантским чарам рванулось что-то, напоминающее порыв прохладного ветра. Повеяло свежестью и чистотой. Две силы, столкнувшись, переплелись, борясь друг с другом. В воздухе заплясал хоровод голубоватых искр. Напряжение нарастало, грозя перерасти в катастрофу.
– Хватит! – по-галатски крикнула Лилла.
Решившись прервать эту странную схватку, я заорал:
– Отойдите!
Некромантка и мастер Триммлер отбежали в сторону, лорд Феррли, легко перелетев к ним, сотворил непроницаемый Черный кокон. Я же, мысленно попросив у Луга помощи, шарахнул по неведомым энергиям заклинанием Ветряного удара. Особенно не выбирал. Какая разница, если я не знал, как подействуют те или иные чары на скрещение эльфийской и некромантской силы? Сработало неплохо. Врезавшись в линию волшбы, Ветряной удар изменил ее направление. С оглушительным грохотом чары врезались в мостовую, взметнув вверх фонтан каменных осколков и земли. Лютый с Дрианном отлетели в разные стороны, каждый шагов на десять. Высвободившись из кокона, Лилла побежала к своему возлюбленному, я же поспешил к брату. Слава всем богам, оба были живы. Девушка схватила Дрианна за рукав куртки и, что-то доказывая ему горячим шепотом, потащила к нам.
– Пожмите друг другу руки! – потребовала она.
– В самом деле, не время ссориться, – произнес я, стараясь быть миролюбивым.
На деле я страстно желал поколотить обоих дуэлянтов. Тоже мне, время нашли! Полгорода разрушено, из бездны выныривают жуткие твари, принц повесился, жрецы на грани серьезной войны, а эти идиоты отношения выясняют! Очевидно эти мысли отразились на моем лице. Дрианн, внимательно посмотрев на меня, хмыкнул и сказал:
– Готов помириться. Прости, я не должен был этого говорить.
Лютый пожал протянутую руку:
– Да, я тоже погорячился. Извини, что толкнул Лиллу.
– Изрядно, дорогой Кай’Омлютаир! – довольно промурлыкал Артфаал. – Ведь вы позволите мне так вас называть? Теперь, когда вы продемонстрировали столь мощную силу первозданных, вам приличествует родовое имя!
– Расслышал не все, но суть понял, – улыбнулся Лютый. – Зовите, как раньше. Не люблю эльфов.
– Наш капрал быстро прогрессирует, – возрадовался демон. – Вот уже и мыслеречь понимает.
– Молодец, сынок! – подхватил, выходя из лавки, дядя Ге. – Пока я отдыхал в тепле – понаблюдал в окошко за твоей волшбой. Учиться тебе надо, вот что я скажу! Конечно, эльфийского наставника мы тебе не найдем, а вот концентрироваться и управлять своей силой я тебя научу…
Старик хотел добавить что-то еще, но из-за угла появилась вереница зомби. Один катил тележку, в которой высилась груда мусора, остальные, вооружившись метлами и лопатами, сгребали битое стекло, щепки и прочие произведенные ими же обломки.
– Мы не могли заставить их чинить двери и приводить в порядок дома, – пояснил Дрианн. – При жизни они не отличались особыми умениями.
– Ловко! – захохотал мастер Триммлер, в восторге похлопывая себя по бокам, – пусть хоть после смерти пользу принесут!
– Они не опасны? – осведомился Лютый, недоверчиво поглядывая на трудящихся покойников.
– Нет, – ответила Лилла. – Носферату не могут ослушаться приказа. К тому же через три часа они окончательно умрут.
– Тогда пойдемте, – сказал я, – тут нам больше делать нечего…
Вернувшись во дворец, я сразу же отправился к Дарианне. Принцесса бросилась мне на шею:
– Наконец-то ты вернулся! Я так беспокоилась…
Я принялся рассказывать принцессе о разрушениях, которые видел в городе, но девушка слушала невнимательно, нервно покусывая губы. Взгляд ее был рассеянным, а руки находились в постоянном движении: она то наматывала на палец прядь серебристых волос, то теребила подвеску из лунного камня, висящую на шее. Наконец принцесса высвободилась из моих объятий и заметалась по комнате.
– Завтра мы хороним Келдина, – сквозь зубы проговорила она.
Я упрекнул себя в черствости: в самом деле, Дарианна только что потеряла брата. Пусть покойный принц и не являлся образцом добропорядочности, но ведь он был девушке родным человеком. А я тут распинаюсь о развалившихся домах. Следовало бы пощадить чувства несчастной принцессы и на какое-то время отложить рассказ о новых бедах.
– Вопрошающие сделали заключение о том, что брат повесился сам, – сказала Дарианна.
На мгновение она остановилась, затем, не в силах справиться с собой, снова заходила из угла в угол.
– Где Вадиус? – спросил я.
– В покоях отца. Сегодня началось лечение. Копыл и еще несколько магов очищают его ауру от болезнетворной волшбы.
Теперь мне стало понятно волнение девушки. Конечно, она переживала за отца, которого искренне любила.
– Когда будут известны результаты? – осторожно спросил я.
– Не знаю! – жалобно протянула Дарианна. – Вадиус ничего не говорил. Сказал только, что ритуал очищения ни в коем случае нельзя прерывать. Они начали еще днем, и я до сих пор места себе не нахожу.
Я обнял девушку, ласково приговаривая:
– Все будет хорошо, поверь. Ведь в заключении консилиума было сказано, что физическое здоровье его величества можно восстановить. Вот уви…
Договорить я не успел. Тихо отворилась дверь, на пороге стоял бледный до синевы, измученный, какой-то жалкий Копыл.
– Ваше высочество, – еле слышно произнес он, – я вынужден сообщить вам… мои соболезнования, ваше высочество…
– Что? – выкрикнула Дарианна. – Нет, не может быть!
– Его величество Ридриг Второй скончался. Ошибка целителя. Простите, ваше высочество…
С силой, неожиданной в ее хрупком теле, Дарианна вырвалась из моих объятий и выбежала из покоев. Мы с Копылом ринулись за ней. Девушка бежала по длинным коридорам так стремительно, что, казалось, ее ноги не касались пола, а развевающиеся шелковые одежды создавали впечатление странного мистического полета. В дверях покоев Ридрига принцесса резко остановилась, едва не столкнувшись с двумя гвардейцами, выносившими бездыханное тело целителя – того самого, допустившего роковую ошибку.
– Я связал его обетом, – тяжело отдуваясь, проговорил у меня за спиной Вадиус.
Силы оставили Дарианну: в опочивальню императора она вошла медленно, пошатываясь так, словно ноги ее не держали. Девушка была на грани обморока, она неосознанно хваталась за мебель, как будто пыталась остановить сама себя, задержать, не пустить дальше. Но, превозмогая страх и дурноту, принцесса все же шла вперед. При виде ее маги и целители, столпившиеся вокруг смертного одра Ридрига, тихо расступились и гуськом вышли из комнаты. Рядом с принцессой остались только я и Копыл. Дарианна долго стояла, глядя на строгое бледное лицо отца, которому кто-то уже закрыл глаза и сложил руки на груди. Потом из горла ее вырвался то ли стон, то ли рыдание, и девушка опустилась на колени возле кровати. Я вспомнил, как совсем недавно Дарианна точно так же стояла на коленях, целуя руки тогда еще живого Ридрига и спрашивая меня, возможно ли исцеление. В тот раз я промолчал, не желая ранить любимую. И оказался прав. Я многое отдал бы, чтобы мое предчувствие оказалось ошибочным…
Вадиус тихо засопел. Покосившись на него, я увидел, как по морщинистой щеке сползает слеза: похоже, царедворец искренне скорбел о смерти своего повелителя. У меня и у самого ком стоял в горле, но в большей степени это было не сожаление о Ридриге – к такому исходу я давно готовился. Я всей душой сочувствовал горю Дарианны. Девушка, еще недавно имевшая семью, осталась круглой сиротой. Кто знает, может быть, и Копыл испытывал те же самые чувства.
Дарианна склонилась перед кроватью так низко, что ее светлые волосы серебряными нитями разметались по полу. Сжавшись, съежившись в жалкий маленький комочек, девушка тихо завыла – страшно, безнадежно, словно умирающее в муках животное. Сквозь этот леденящий сердце звук пробивались бессвязные, невнятные обрывки какого-то слова, которое принцесса повторяла и повторяла, как заклинание. Я прислушался, пытаясь разобрать, что произносит Дарианна, и вздрогнул. «Прости, прости, прости…» – лепетала девушка на каждом вдохе, потом снова начинала тянуть свою жуткую поминальную волчью песню.
Вадиус не обращал никакого внимания на слова ее высочества. Я же не знал, что и думать. Просила ли Дарианна прощения у отца за все грехи прошлого, как это принято делать, расставаясь с умершим? Или за этим крылось что-то еще? Я гнал из сознания навязчивую мысль, костеря себя последними словами за гнусную подозрительность, но ничего не мог с собой поделать. «Прочтите принцессу, барон», – вдруг вспомнились слова лорда Феррли. Я понимал, что поступаю не очень корректно и, поверьте, испытывал самые настоящие муки совести. Но все же решил, что лучше уж наверняка убедиться в невиновности возлюбленной, чем сомневаться в ней. Убедившись, что внимание Копыла сосредоточено на Дарианне, я вышел в астрал. Для этого мне даже не понадобилось обращение к Вселенной – во время лечения императора все антимагические артефакты и заклинания с его опочивальни были сняты. Я скользнул к девушке и со всей осторожностью, на которую был способен, прикоснулся к ее сознанию. Поглощенная своим горем, принцесса даже не вздрогнула. А я окунулся в такой океан боли, что кроме нее ничего не почувствовал. Боль была повсюду, она наполняла все сознание Дарианны, все ее тело, все существо. Боль кричала и вопила, скручивала и терзала разум, превращала девушку в обезумевшее животное, заставляла выть и рычать. Стерты были мысли и чувства, расплавлены инстинкты и ощущения – не осталось ничего. Я попытался продвинуться дальше, обойти боль, но тут меня словно что-то вышибло из сознания Дарианны и насильно вернуло в собственное тело. «Нехорошо, юноша, – услышал я мыслеречь Копыла, – бестактно и бесчеловечно!» Взбешенный маг даже мысленно сумел передать обуревавшее его возмущение. Он гневно уставился мне в глаза, всем своим видом давая понять, что осуждает мой поступок. Пальцы сжались, словно волшебник желал меня придушить, ноздри кривого носа злобно раздувались, только что дым не валил. Я покаянно пожал плечами, показывая, что виноват, конечно, больше не повторю… Пока мы мерились взглядами, наступила тишина, что мы оба осознали не сразу. Когда поняли, обернулись к Дарианне. Девушка стояла перед нами, кружевным платочком вытирая заплаканное лицо.
– Я хочу остаться одна, – твердо произнесла она, – до утра.
– Ваше высочество, вы уверены… – начал Копыл.
– Я должна попрощаться с отцом, – перебила принцесса, – а вы, Вадиус, подготовьте все к завтрашней церемонии коронации. На площади Семи королей,
