И тучи в призрачных плащах Над старой славной Веной. При желтоватом цвете дня Метель стекло колышет, Свою молитву у огня Старуха еле слышит. Все остальное – в тишине, Где свет полузадохся, Часы, приросшие к стене, Скрипят, и пол рассохся. И у постели в головах, Поникнув головою, Сидит юнец, не пряча страх, Молчанию и вою Внимая… Или нету сил Взглянуть в лицо больного? Иль ветер так заголосил, Что сердце сжалось снова? И мнится отроку полет Сквозь сжатые ресницы: Упряжка призрака несет В тяжелой колеснице, Вот этого, чей взгляд – не взгляд, Чья кожа – цвет бумажный, Чьи пальцы слабо теребят Ткань наволочки влажной… Бубнит старуха, но юнец Страшится – и ни слова… И вдруг – начало и конец Обвала громового: Коней извергнул Саваоф С грозой, что правит ими! То Смерть под сотни голосов По дому в едком дыме В багровом вихре пронеслась Вслед буре, визгу, ору – Из дома в дом, всей властью – власть, Как град с горы на гору! Окно ударом выбив вон, Летя, как свист по аду, Сзывая в келью с трех сторон Всю свиту-кавалькаду, Похлебку вьюжную варит, Взбивая клочья пены, И, видя это, крест творит Дрожащий житель Вены. О, всех стихий водоворот, Кого берешь с собою? Кто станет в грозовой разброд
