В этих словах молодого переводчика некоторые нашли претензию на обладание особыми моральными правами, допускающими прерогативное понимание предмета. Другие здесь распознали намек на какой-то реальный опыт, о котором автор не желал распространяться. Как бы то ни было, признание выглядело по меньшей мере загадочным. Что за ним стояло и стояло ли вообще что-нибудь определенное, сказать трудно, и, может быть, всех труднее было самому Стиву. Он действительно избегал рассказывать о своем посещении Комарово, а что до встречи «рассвета в дремучем лесу», то помимо этого неясного высказывания никаких других свидетельств о своих ночных лесных приключениях Стив общественности не предъявил – ни печатных, ни устных. И на то было немало причин, главная из них – он ничего не помнит.
Между прочим, изучая позже карты местности, он обнаружил географический казус: Черных озер оказалось целых два – оба лесные, совсем небольшие, соединенные короткой протокой. Официальный лимноним (разновидность гидронимов) представлен во множественном числе и относится к обоим вместе – Черные озера; при этом каждое из озер не перестает само по себе подобно соседу быть Черным озером. Вызволением из зоны неопределенности (Стиву хотелось думать об этом такими словами), проще сказать, своим спасением (Стив, правда, не совсем ясно представлял, от чего) он был обязан восточному озеру, в которое, судя по карте, впадал Черный ручей. О Черном ручье память Стива молчала, Стив даже не знал, дошел до ручья или нет. После прощания с Без-тюбетейки, вполне сносно запечатлевшимся в сознании Стива, и до самого озера все заместилось в его мозгах мраком беспамятства, озаряемого редкими вспышками припоминаний – это когда Стив, споткнувшись, падал на землю. Впрочем, запомнилось еще сногсшибательное чувство невероятной отваги – Стив не боялся ни волков, ни медведей, и только муравьев он взаправду страшился – муравейники здесь в рост человека, – так что, упав, он немедленно вскакивал на ноги.
Неопределенность, имевшая власть над Стивом в течение неопределенного, хотя и поддающегося в целом оценке времени, стала стремительно расточаться, когда Стив увидел перед собой определенно цельное и притягательное – водную гладь.
С каждым шагом по направлению к ней Стиву возвращались обычные представления о предметной реальности: лес как таковой снова оказывался суммой деревьев, а линии, заслоняющие от глаз опознанную поверхность воды, – не просто деревьями, но несомненными соснами. Влекла туда через утренний сумрак – теперь он почувствовал это – тропинка, и Стив по ней побежал. Он уже никогда не сумеет объяснить себе ту внезапную стремительность и целеустремленность. Ему и в одежде не было жарко, он и в одежде порядком замерз, но, если бы не мешала корзина, которую он, оказывается, до сих пор не потерял еще, он бы стал раздеваться уже на бегу. Он торопился так, словно от этого зависела жизнь. Стоило добежать до дощатых мостков, и он мигом разоблачился догола – с такой быстротой, словно боялся окончательно окоченеть. Не раздумывая ни секунды, он рванул по мосткам, уводящим от заболоченного берега, и с разбегу кинулся в воду.
Тысячи булавок вонзились в тело. И – ошпарило холодом. И не было разницы между «студеным», «темным» и «мокрым» – все под водой было одно.
По счастью, там не случилось ни коряг, ни утопленных бревен.
Он вынырнул, ему показалось, почти на середине озера.
Он только сейчас увидел, какое оно… малё-оо-ооооохонькое.
И в это мгновение мир окончательно возвратил себе прежние очертания. Все упорядочилось и налилось объемом.
И Стив ощутил себя.
Как будто душа улизнула куда-то, а теперь опомнилась и вернулась.
Первое, кем он ощутил себя, когда возвратилась душа, было человеком, оказавшимся в холодной воде и таращившим по сторонам глаза: со всех сторон возвышались стройные сосны и над ними сияло небо – только сейчас он осознал, что ночь прошла и уже рассвело; и тем человеком, который осознал, что уже рассвело, а ночь прошла, было второе, кем он ощутил себя, когда душа возвратилась.
Стив понял, что надо на берег.
Выбраться из воды оказалось непросто. Озеро было сильно заболочено у берегов (
Прыгал на суше, фырчал, натягивал одежду на мокрое тело, не переставая приплясывать.
И, одевшись, прыгал еще, да так, что из кармана куртки – хорошо, увидел! – выскочил
Еще сообщение от Арины. Одно только слово: «Живой?»
Больше не прыгал. Прислушивался. Тишина была поразительная.
Будто все они, эти сосны, да и Черное озеро это, наблюдали за Стивом. Будто все спросить хотели: «Ну как?»
Ему показалось, что корзина светится изнутри. Так и было: поверх волчков лежал невыключенный фонарик.
Волчков было немного, но дно корзины закрыли.
Желтенькие… Было в них китайское что-то.
Стив не помнил, где он их собрал и когда.