надо ли, а если надо, то где: в спальном районе или напротив гостиницы «Октябрьская»? В заголовках уже как о решенном деле: «Памятник гопнику установят в Петербурге». Синдаловский на полном серьезе протестует в газете «Метро». Всеобщее возбуждение, граничащее с паникой. Партизану- маркетологу звонят в прямом эфире в Новосибирск. Представляю, как ему весело. Судьба Петербурга в его руках.
Многим в Петербурге не нравится, когда говорят «Питер». А мне проще «Питер» сказать, чем произносить «Санкт-Петербург». Я и не говорю никогда «Санкт-Петербург». А Питер еще у дедушки Крылова есть. Да вот же! Андрей Белый – в качестве географического постулата – в самом начале «Петербурга»:
«Петербург, или Санкт-Петербург, или Питер (что – то же) подлинно принадлежит Российской Империи».
Все одеты по-зимнему, один докладчик налегке – рассказывает про миссию пролетариата.
Пишут, что
А я думаю, производство пишущих машинок тоже наладится.
И случится это раньше, чем грохнутся все компьютеры.
С борщом у меня дело имеют в четырех романах: собираются приготовить в «Хозяйке истории», готовят в «Члене общества», непосредственно едят в «Обезьяне» и «Фигурных скобках», правда, в последнем случае – борщ холодный.
А вот щи едят только в рассказах. Не знаю, почему так.
Заплатить за билет я сумел только с третьей попытки.
1) Надо было проехать одну остановку. Проехал. Даю водителю 20 000 (билет стоит 5 500), он отсчитывает сдачу, одновременно закрывая двери. «Откройте, пожалуйста!» – «Вам выходить?» Дает деньги и открывает. Выйдя из автобуса, обнаруживаю, что он вернул все мои двадцать, только разменял. Или за одну остановку не захотел брать, или решил, что я вошел в автобус исключительно для того, чтобы разменять деньги.
2) Проехал две остановки. Хотел заплатить за проезд, но водитель отмахнулся, – поленился связываться, я полагаю.
3) Дал шесть бумажек по одной тысяче. Водитель пять взял, одну вернул и попросил заменить. Я решил, что дефектная: смотрю на нее и не могу понять, что в ней плохого. Оказывается, вместо тысячи я дал ему таковых пятьдесят. Купюры номиналом 1000 и 50000, на взгляд приезжего, не различимы. Исправив ошибку, с отрадной мыслью о честности минских водителей я наконец приобрел билет.
Спрашивают, есть ли такие, кто не видел ни одной серии «Звездных войн».
Есть.
Ну вот как такое можно было написать!
«…сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им».
Ведь нарочно же он это «им» в такой позиции тут – для пущей корявости.
Но, кажется, ничего – сумел выговорить. Прочитал кусочек в прямом эфире.
Выдюжил.
А ведь у меня много про девяностые – про ту атмосферу и мозгов состояние. Целиком – «Член общества, или Голодное время» и «Дайте мне обезьяну», флешбеки в романе «Грачи улетели», рассказы всякие («Закрытие темы», «Набоб» и пр.), половина текстов из «Памятника Во Всем Виноватому» и «Музея обстоятельств», включая дневники. Пьесы «Дон Педро» и «Берендей», а также одноактовки и просто мелочь, написанная в основном для радио. Не говоря уже о комментариях к григорьевской «Доске» (и личном участии в ней на правах персонажа). И недописанного (отложенного) немало. Смотрю на себя в зеркало и вижу, на что смотрю: дык ты ведь и есть энциклопедия девяностых. Их, дык, атмосфера.
Паразит заинтересован в жизнедеятельности хозяина. Забавна критика, утверждающая, что литературы нет.
(Так, к слову – по случаю.)
Посмотрел наконец – чуть ли не первым сеансом в городе – про голубя, который сидит на дереве и размышляет, значит, о смысле бытия. Рой Андерссон, он и есть Рой Андерссон. Мой режиссер. Куда бы теперь себя ни отправил – в автобус, на почту, в магазин, – ощущение, что так и не вышел из
