чем выродки чудовища.
Часть стрекоз подлетела к Катиджану, закружилась рядом с ним, а спустя мгновение обернулась хрупкой девушкой с сине-зелеными волосами.
– Ты такой беспечный, – заметила Эйтиль. – Сразу в омут с головой – как это типично!
Колдун просто смотрел на нее, не в силах вымолвить ни слова, а такое с ним случалось редко. Он ведь хотел уберечь Эйтиль от этой войны! Дриада и без того пострадала, она чуть не умерла. Великие Кланы быстро вылечили ее тело, но Катиджан видел, что ее душе нужно гораздо больше времени, чтобы восстановиться. Эйтиль плакала по ночам, боялась теней, не позволяла ему выключать свет в доме.
Тогда он и решил, что она больше не должна участвовать во всем этом. Он запретил ей сопровождать его на миссии в Сивилле, дал ей время восстановиться, она это заслужила. Он был уверен, что Эйтиль в безопасности!
А она стояла здесь – и она не была беспомощной. Похоже, дни отдыха и покоя пошли ей на пользу: Катиджан еще никогда не видел ее такой сильной. Да что там говорить, даже высшие дриады, королевы, не обладали такими способностями! Она создала столько насекомых, что сам Серапис не мог угнаться за ней, это было за гранью возможностей ее рода.
В такие моменты Катиджан и вспоминал, что она выросла в Эдене. Еще в детстве она была облучена магическими кристаллами, во много раз увеличившими ее врожденный дар, а безжалостная реальность заброшенного кластера заставила ее использовать всю боевую мощь этого дара. Эйтиль, пусть и не относящаяся к Великим Кланам, была идеальным противником для Сераписа.
Он быстро понял это – и отступил. Черные насекомые больше не появлялись, а тело Сераписа вспыхнуло зеленым сиянием, меняя форму.
– Он перевоплощается, – предупредила дриада.
Катиджан наконец опомнился:
– Эйтиль, что ты здесь делаешь?!
– Тебя спасаю, – пожала плечами она. – Работа такая.
Она больше не была тем хрупким, еле живым созданием, которое он чудом спас в подземелье. Его Эйтиль наконец снова стала прежней – она ничего не боялась, она пришла сюда, зная, что заглянет в глаза самой смерти… ради него.
Он восхищался ею за это и вместе с тем злился.
– Я просил Амиара не рассказывать тебе об этой битве!
– За это, кстати, ты у меня еще получишь! Но Амиар мне ничего не рассказывал.
– Тогда как ты узнала?
– Цезарь, – широко улыбнулась Эйтиль.
– Мать его за ногу, трепло рыжее…
– Не ругайся, пожалуйста. Он поступил правильно. Я бы никогда не простила тебя, если бы ты скрыл это от меня! Тебе не нужно меня постоянно защищать. Я люблю тебя и хочу быть с тобой рядом всегда… Странно, что Цезарь понял это раньше тебя!
Не только Цезарь… Катиджан вдруг вспомнил, что Амиар позволил Дане идти с ним, а не заставил ее отсиживаться в другом кластерном мире под защитой Великих Кланов. Видимо, есть в этом какая-то странная, понятная лишь сердцу правда… Но как до нее дошел Цезарь – большой вопрос.
Сейчас не было времени выяснять это: энергия Сераписа снова становилась стабильной, он закончил изменяться.
Катиджан обнял дриаду, прижимая ее к себе; от ее волос пахло степными травами. Эйтиль казалась ему такой ранимой, такой беззащитной, что легко было забыть: это ее магия только что уничтожила покорную армию Сераписа.
– Я благодарен тебе за то, что ты пришла, – прошептал он. – И я люблю тебя. Но сейчас ты должна отступить.
– Я знаю, – неожиданно легко согласилась Эйтиль. – Я бы хотела пройти весь этот путь с тобой, но я понимаю, что буду путаться у тебя под ногами. Я слышала, что он сказал про твоего предка, это битва твоего рода. Но я буду ждать тебя здесь, без тебя я не покину Сивиллу. А теперь не беспокойся обо мне, сделай то, что должен!
Она не сказала, что если он не покинет Сивиллу, то и она останется здесь навсегда. Они и так это понимали.
Эйтиль снова разлетелась на стрекоз, и яркие насекомые отступили – у них просто не осталось соперников. Катиджан не видел, где она укрылась, но это и не важно. Он не сомневался, что она будет наблюдать за ним, поддерживать его, останется рядом несмотря ни на что.
А значит, он не должен ее подвести. Хотя, глядя на первую звериную форму Сераписа, он уже мог сказать, что будет непросто.
Он был немногим больше человека, и его тело – от живота до головы – сохранило человеческие черты. Но на этом сходство заканчивалось. Ниже живота начиналось туловище паука с восьмью мощными, покрытыми грубой щетиной ногами. За широкими плечами проглядывали крылья стрекозы, и Катиджан не брался сказать, были они у Сераписа изначально или чудовище только что копировало их у Эйтиль. На лице не было ни носа, ни ушей, ни даже рта, только огромные, на пол-лица, овальные глаза – глаза насекомого, а не человека или зверя. Существо было покрыто плотной, туго натянутой шкурой, которая постоянно переливалась и чем-то напоминала колдуну пленку бензина, остающуюся на городских лужах.
Поначалу Катиджан даже решил, что звериная форма Сераписа – не хищник, раз у него нет пасти. Но очень скоро он убедился, что ошибся. Серапис откинул голову назад, и стала видна огромная пасть, занимающая всю его шею. Челюсти открывались горизонтально, обнажая ряды треугольных клыков и
