беззаконие.
— Западный опыт, — упорно настаивал на своем Зденек, — убедил меня в том, что только общество, в котором человек обладает собственностью, имеет стимулы для развития. В ином случае оно обречено на прозябание и гибель.
Раиса вначале держала нейтралитет и в их разговоры не включалась. Только однажды попросила не забывать, что стены иногда тоже слышат, но, не удержавшись, сама добавила.
— Знаешь, Миша, будучи у родителей, я увидела, как скудно живут люди. Они часто не имеют в достатке самого элементарного: сахара, керосина, крупы.
— Рая, не забывай, еще недавно была страшная война. Хотя до слез обидно видеть, как мои родители тоже с трудом перебиваются от зарплаты до зарплаты. А ведь отец прекрасный специалист. Лучший комбайнер МТС.
— Не забываю, но пора и о людях подумать.
— Вот поэтому в документах партии и говорится, — продолжал Михаил, — что надо быстрее переводить экономику на мирные рельсы. Будем делать меньше снарядов, произведем больше крупы и других товаров. В будущем вообще надо добиваться разоружения. Я верю в мир без насилия и войн. Но для этого надо, чтобы Запад признал за нами право жить так, как мы желаем.
— Миша, — включился Зденек в диалог супругов, — я читал в одной из лондонских газет, что для этого Советы должны прекратить экспорт социализма. Еще там утверждается, что социализм — это тупик.
На самом деле, такое ему говорил Гарри на встрече в Лондоне. Но он все больше и незаметнее для себя втягивался в игру, в которой был всего лишь одной из пешек гигантской шахматной доски, на которой свои партии играли СССР и недавно созданный Североатлантический союз (НАТО). Или, вернее сказать, становился одновременно приемником и передатчиком чуждых и опасных идей неверия в социализм, для которых не страшны никакие глушилки. Яд неверия самый коварный, он действует медленно, почти незаметно, но наверняка.
— Насчет экспорта согласен, но только пусть и они прекратят экспорт демократии своего образца. Мы хотим и можем жить своим умом. Хотя без взаимного обмена идеями проиграют все, и они и мы, — Михаил оставался верен себе. Стремление к компромиссам, похоже, его никогда не покидало, и он миролюбиво продолжил. — Как ты говоришь, отец сказал о нашем социализме, «мало в нем человеческого». А что, с этим можно согласиться. Очень правильно. Справимся с разрухой и станем жить по-человечески. Мы с тобой, дорогой Зденек, стоим на одной позиции и никогда ее не покинем. Мы не перебежчики. Тем более СССР теперь не одинок. Столько стран становятся на наш путь. И вместе мы большая сила.
Парадокс ситуации состоял в том, что они, как и многие другие из молодого советского поколения, все более не осознавая того, призывая к быстрейшему улучшению условий жизни, содействовали той позиции, которая была выгодна натовским кукловодам. Позицию разрушения советской системы путем размывания духовных ценностей и восхваления культа материальных благ.
Михаил с Раисой поженились седьмого ноября и отмечали каждую годовщину свадьбы вдвоем сразу после возвращения с праздничной демонстрации на Красной площади.
Эта годовщина была особой. Через полгода учеба завершалась и предстояло расставание с друзьями. Поэтому на торжество решили пригласить Зденека, Анатолия и Александра, который только что приехал из Парижа, где он два месяца учился в рамках студенческого обмена на философском факультете Сорбоннского университета. Анатолий и Александр пришли с однокурсницами. В маленькой комнате было тесно, тепло и грустно. Пили французский коньяк, закусывали селедкой под шубой. Если бы это варварство видели французы… Когда пришел Зденек, Михаил вывел его в коридор и сказал, что утром перед демонстрацией к нему подходил куратор факультета из органов и просил присмотреть за Зденеком.
— Наверно, это из-за поездки в Лондон, — отреагировал Зденек на сообщение друга и вспомнил предупреждение Гарри о возможном интересе к нему со стороны сотрудников госбезопасности. И продолжил: — Зря они беспокоятся. Мне СССР не враг, ты знаешь.
— Уверен в этом, поэтому и сказал о кураторе. Пошли к ребятам. Послушаем, что Александр рассказывает о поездке в Париж.
— Ребята, там рай, настоящий рай. Магазины ломятся от товаров. Правду говорят, что дефицит у них есть: дефицит денег. Но кругом чистота и порядок, — продолжал восторгаться философ, пока его довольно бесцеремонно не остановил Анатолий.
— Саша, ну что ты кукарекаешь. А безработица, а эксплуатация? Да, у нас мало товаров и мало платят. Но нет безработицы и нет такой эксплуатации. Как работают, так и получают. Некоторые ходят на работу отдыхать. Что, нет таких? Полно. Кстати, а кто оплачивал твою поездку?
— А это к чему? — не понял Александр.
— А все к тому. Ну а все же, кто?
— Французская сторона. И что?
— А коньяк ты на какие шиши покупал?
— Из французских денег на карманные расходы.
— Вот отсюда и твой халявный восторг, — жестко подытожил Анатолий.
И тут началось! К спору присоединились девушки, добавив, что «в наших магазинах нет хорошей одежды и белья, стыдно парням показаться». Раиса попросила Анатолия выбирать выражения и не обижать Александра, который продолжал настаивать на своем, что у нас все хуже, чем там. Порядок
