признавалась, что из этой поездки они приехали другими людьми. Жизнь и порядки во французских городах и поселках их очаровали. Три-четыре раза в году обменивались открытками. Иногда общались по телефону. И было видно, что расстояния не нарушают их личной и идеологической близости. Зденек выполнил наказ отца. Сначала поработал в Институте государства и права в Праге. Защитил диссертацию. Потом возглавил отдел ЦК Компартии Чехословакии по правовым вопросам. Это не мешало Зденеку поддерживать связь со своими лондонскими «друзьями». Отчасти им он и был обязан научной и партийной карьерой. Никто из чешских коллег не получал в зарубежных научных изданиях такого количества хвалебных рецензий на его не особенно выдающиеся научные труды. Дважды он награждался премиями международных организаций в области права. Вряд ли кто-то смог бы узнать их местонахождение. Премии он получал на счет в банке, не выезжая из страны. Такой способ материальной поддержки своих друзей западные спецслужбы применяли нередко.
Однажды Зденек по приглашению английского друга Гарри прибыл в Вену. Вместе с Гарри на встречу в гостиницу пришел джентльмен, который назвал себя директором Американского института по изучению национальных элит. Он высоко оценил вклад Зденека в изучение персон из элит советского блока. Особенно Дубчека в Чехии, Лукьянова, Зиновьева и Горбачева в СССР. Работу эту надо расширять, посоветовал американец.
«Мы хотим знать, кто есть кто не только в Праге, Москве, но и в важных регионах Чехии и СССР. В борьбе идей без знания сильных и слабых сторон соперников нельзя рассчитывать на победу. А некоторые из них способны стать и нашими союзниками. Среди ваших советских друзей есть Михаил Горбачев. Вы пишете, что Михаил не ортодокс и не испытывает вражды к Западу. Восприимчив к идеям гуманизма. Эти качества указывают на его явное отличие от сталинистов. Недавно он возглавил один из южных регионов. Это самый молодой в СССР и очень перспективный руководитель такого ранга. В досье на него ваши отзывы очень квалифицированные. С ним необходимо продолжать контакты. Нашей целью является продвижение его на один из серьезных постов в Москве. Мы желаем, чтобы вы посетили его в регионе. Организуйте себе поездку в СССР. Нас также очень интересуют элиты Украины и Грузии»
Наконец через двенадцать лет после окончания университета Зденек снова приехал в СССР и навестил своих самых близких друзей. Летел он через Тбилиси, где встретился с Эдуардом Шеварднадзе. Михаил встречал его в аэропорту Минводы. Теперь это была встреча, пусть и личная, но уже не просто друзей по учебе, а членов ЦК двух дружественных партий. Одна из них, чехословацкая, в это время втягивалась в острый кризис, известный как «пражская весна». КПСС, как и страна, в этот период, наоборот, пребывали, пожалуй, в самой лучшей форме за всю свою историю.
Они крепко обнялись и потом долго, долго не могли разъять рукопожатия.
— Это мои края, моя родина. Наконец ты ее посетил. Помнишь, как часто я тебе о ней рассказывал в первый год знакомства в Москве, — взволнованно проговорил Михаил. Потом усадил друга в автомобиль, и они помчались в его родительское село. На следующее утро выехали на юг края в горный поселок Архыз. И там, в новой уютной даче на берегу реки с водой изумрудного цвета провели они три дня в окружении покрытых хвойным лесом остроконечных хребтов. На второй день к ним присоединился недавний лидер комсомола Грузии, а теперь министр охраны общественного порядка Эдуард Шеварднадзе, с которым Михаил дружил, а Зденек только что познакомился в Тбилиси. Разговоры и раздумья были непростыми. Чехословакия первой в советской мировой системе вошла в системный кризис. От того, как он будет разрешен, очевидно, зависит судьба всей системы. И как не допустить возврата в прошлое, а используя кризис, двинуться вперед к более гуманному обществу. Нужен был интеллектуальный прорыв в понимании ситуации. Михаил, Эдуард и Зденек подробно обсуждали пути выхода из кризиса. Хотя Зденек хорошо знал, чего хотят он и его западные друзья.
— Помнишь, мой отец предупреждал, что в нашем социализме мало человеческого. Прошедшие годы эту оценку подтвердили. Новотный и команда оказались не способными реформировать созданную Готвальдом советскую систему в «социализм с человеческим лицом». Поэтому я и мои товарищи хотим сменить Новотного на Александра Дубчека — гуманного и прогрессивного человека. Кстати, он тоже юрист и учился в СССР. По твоему мнению, какова будет реакция Брежнева и Политбюро?
— На замену, думаю, нормальная. А дальше? Как поведете дело. «Социализм с человеческим лицом». Красиво, но реально ли такое? Не знаю. Тут надо еще думать. Но кому-то начинать надо. О нашей встрече в ЦК КПСС я скажу, что ты приезжал как частное лицо. По старой дружбе. Так лучше и для меня, и для тебя. У нас тоже надо многое менять. Иногда думаю, что вообще любой социализм это выдумка. Многое в нем не работает. Но здесь в регионе ничего не сделаешь. Нужно пробиваться в Москву. Недавно я близко познакомился с Андроповым, новым главой КГБ. Он приезжал на отдых. Вот здесь, в этом месте мы провели неделю. Он высказал интересную мысль о том, что мы не знаем общества, которое построили. Думаю, что в будущем он может возглавить страну.
Услышав такое про Андропова, Зденек чуть не подпрыгнул. Только ради этого стоило ехать к Михаилу в такую даль. Молчавший до этого Эдуард добавил: «СССР очень разная страна и понять ее не просто. Мы не знаем мира, а он не знает нас. Для начала неплохо убрать железный занавес между системами. А потом поменять все с головы до ног». Позже он станет министром иностранных дел СССР и станет соавтором курса во внешней политике под названием «новое политическое мышление».
По пути домой Зденек заехал в Киев для встречи с теперь уже профессором местного университета Александром Зиновьевым. И здесь снова удача. Саша вручил ему для публикации на Западе свою рукопись о проблемах и отсутствии перспективы реального социализма. Тогда это пройдет незамеченным для советских властей. Но за напечатанную впоследствии за рубежом книгу «Зияющие высоты», в которой Александр предрекал крах советской системы, его из страны выдворили. И он же при конце жизни написал и издал выдающуюся работу «Русская трагедия», в которой предал анафеме самого себя и всех тех,