оказываются прилежными учениками Канта, которые не боятся додумать до конца некоторые из его теоретических постулатов. Черная комедия как жанр садистских инсценировок, — вот чем обернулась просветительская стратегия. Подавляя природное начало от имени самой Природы, понятой исключительно рационально-механистически, человеческая Свобода и автономия потерпели морально-нравственное поражение. Сад лишь брутально его выразил.
88
Приведем еще один весьма впечатляющий пример раздела масок: с одной стороны, бюргер, претендующий на индивидуальное переживание, а с другой, новый тип — рабочего-солдата, по Э. Юнгеру, — человек массы: «Переживание типа, как уже было сказано, не уникально, а однозначно; с этим сопряжено то, что единичный человек не является незаменимым, а вполне заменим и притом заменим в той мере, которая удовлетворяет требованиям всякой доброй традиции. Тип совершенно иначе связан с добродетелями порядка и подчинения, и беспорядок во всех жизненных отношениях, знаменующий нашу переходную эпоху, объясняется тем, что индивидуальные оценки еще не были однозначно заменены иными, типическими оценками, то есть не был изменен стиль. Тот факт, что диктатура в любой ее форме считается все более необходимой, лишь символизирует потребность в этом. Диктатура же есть лишь переходная форма. Типу неведома диктатура, потому что свобода и повиновение для него тождественны» (
89
90
Там же. С. 229.
91
Со своей стороны «особенности» отношения Гитлера к женщинам приоткрывают нам суть психологию палачества: «Инцест (или, по крайней мере, почти инцест) является, быть может, наилучшим лекарством в случаях бессилия, объясняемого психологическими причинами, коренящимися в чрезмерном солипсизме, каким страдал Гитлер. В жилах этой аппетитной молоденькой племянницы текла его кровь, и вполне возможно, что его солипсическому уму она представлялась как бы женским органом, выросшим у него и составляющим единое целое с его гениталиями, — некий гермафродит „Гитлер“, двуполое существо, способное самосовокупляться, подобно садовой улитке… Во всяком случае, теоретически такое возможно, на практике же все оказалось не так просто, и Гели пришлось, подчиняясь дяде, заниматься весьма странными вещами. Однажды она даже сказала подруге: „Ты и представить себе не можешь, что это чудовище заставляет меня проделывать“. Что бы она ни делала, а Гитлер со временем так вошел во вкус, что не только сам начал считать эту всевозрастающую в нем потребность в ее фокусах „любовью“, но и посторонние вскоре приняли это за любовь, ибо Гитлер стал вести себя на людях как романтический юнец, боготворящий свою непорочную избранницу. Однако (по мнению посвященных) все эти вздохи и переживания как-то уж очень не вязались с пошлыми любовными посланиями, которые она то и дело получала от него, — всеми этими записочками, расцвеченными порнографическим рисунками, изображавшими интимные части ее тела, которые он явно рисовал с натуры!» (
