По нему в «Подвиге» нет документов. Они мне и наградной лист, и даже фотографию этого воина прислали. Так что мне в крайних случаях очень помогает архив Министерства обороны.
Ким Н.: А вот кроме тех дней в армии генерала Горбатова потом Вас как-то ещё использовали других боях?
Пыльцын А.В.: К сожалению, только раз, сразу после событий в немецком тылу. Пока мы воевали во вражеском тылу под Рогачёвом, за это время поступало пополнение из тех, кто остался неосвобождённым, и этим пополнением сформировали две роты. Я в роте капитана Сыроватского тоже был командиром взвода. Пока мы оставались в составе армии Горбатова, нам ещё была поставлена задача захватить другой плацдарм на реке Друть — эта белорусская река в самом Рогачёве впадает в более многоводный Днепр. В этой Друти я имел несчастье провалиться под лёд и чуть не утонул. Меня спас штрафник, помог выбраться из этой полыньи.
Брали мы Друть и её крутой берег штурмом. Этот участок берега для нас выбрал сам генерал Горбатов. По разведданным этот участок оказался самым доступным, так как имел слабые проволочные заграждения и там не было минного поля. Крутой берег был полит водой и заледенел, как ледяная горка, и немцы считали его недоступным, поэтому, наверное, и не укрепляли дополнительно. Это было единственное место, где можно было поставить задачу малой части нашего батальона прорвать здесь оборону противника и дать возможность другим войскам армии пойти дальше.
Ким Н.: То есть и в этом случае командарм Горбатов заботился о наименьших ваших потерях?
Пыльцын А.В.: Эта забота проявлялась постоянно — мы все, от штрафника до командира батальона, это чувствовали. Видимо, не только потому, что батальон был офицерский, и все, кто останутся живы, пойдут на пополнение офицерского корпуса и 3-й армии, и частей фронта. Я повторю, что этот участок берега Друти был облит водой, заледенел, но там оказалось очень слабое проволочное заграждение, нет минного поля, и наши роты, правда, нелегко, без штурмовых лестниц, но взяли этот крутой берег, прорвали оборону противника, захватили несколько траншей и дали возможность стрелковым батальонам дивизии продвигаться дальше.
За то время, пока мы месяц были в армии Горбатова, никогда нам не ставили боевую задачу, не проявив величайшую заботу, чтобы, не дай Бог, лишнего человека не погубить. Так что особое человеческое отношение командарма отличалось в корне от некоторых выражений на фронте: «Главное — задачу выполнить, а какие там будут потери, не столь важно, — это же война. Война без потерь не бывает». А вот у Горбатова непреложным правилом было — в войне потерь как можно меньше. Без потерь войны не бывает, но надо делать всё, чтобы потерь было как можно меньше.
Ким Н.: Спасибо, Александр Васильевич, теперь мы перейдём от действий вашего штрафбата в армии генерала Горбатова к Вашей личной истории. После Дальнего Востока Вы попали на фронт?
Пыльцын А.В.: Нет, не сразу. Начал я армейскую службу сразу после начала войны, за 2 дня до неё окончив среднюю школу. Хотели мы, мальчишки, конечно, сразу все на фронт: «На фронт, мы немцев разобьем в неделю!» Такое настроение было. Сразу бросились в военкоматы, а там двое суток пришлось стоять в очереди, потому что туда устремились военнообязанные: «На нас напали, надо защищаться!» Только на вторые сутки дошла наша очередь. А мы ещё раньше писали заявления в военные училища. Я, например, тоже заранее написал, но в Новосибирский военный институт инженеров железнодорожного транспорта. Почему железнодорожного транспорта? Потому что у нас традиция семейная: отец, дед, братья — все железнодорожники. Вот и хотелось стать военным, как оба старших брата, и поддерживать семейную традицию. Когда началась война, ни о каком институте не могло быть и речи. «На фронт и только!» Военком нам сказал, что все военные учебные заведения уже закрыты для поступления, пойдёте рядовыми. Обрадовались, хорошо, что на фронт.
Отпустили нас на три дня, сказали: «Собирайтесь, прощайтесь с родителями, приезжайте в такой-то день, мы вас отправим». В назначенный день нас разбили на команды, погрузили в эшелоны и повезли на запад. Как мы обрадовались, на фронт едем! Даже известную с детства песню пели: «Если завтра война, если завтра в поход, будь сегодня к походу готов!»
Примерно сутки везли нас, потом вдруг остановились и на станции Бочкарёво или Куйбышевка-Восточная выгрузили. Если хорошо представляете себе Дальний Восток, то от Биробиджана и Биры, от излучины Хингана до места выгрузки километров 300. Мы все опешили: как же так, нас везли на фронт, а не довезли… Как оказалось, везли нас не на фронт, а на пополнение нашей Дальневосточной Особой Краснознамённой Армии. Там нас обучили, мы приняли присягу, и я ещё полгода прослужил рядовым в разведвзводе одой из дивизий этой Армии.
А потом формировались команды добровольцев в военные училища. Поскольку у многих из нас полное среднее образование, то, конечно, мы — добровольцы. Военные училища последние годы перед войной формировались только курсантами с полным средним образованием. А тут выпускники школ, грамотные ребята. Поехали в училище в Комсомольск-на-Амуре. Там полгода учился по сокращённой программе, окончил «по 1-му разряду», то есть «на отлично». Из более ста человек нашей курсантской роты 18 или 17, я уже не помню, закончили именно так. И нам присвоили звание лейтенант. Всем, кто похуже сдавали экзамены, присвоили звание младший лейтенант, а остальные, кто экзамены «провалил», но всё-таки чему-то полгода учились, стали сержантами. Этих младших лейтенантов и сержантов всех отправили на фронт. А нас, лейтенантов-отличников, так сказать «элиту» из этого выпуска, оставили служить на Дальнем Востоке. Известно, что тогда японцы всё время «пробовали на прочность» наши границы и под видом местного населения (китайцев, корейцев) засылали шпионов и диверсантов. Кстати, тогда было принято решение об эвакуации почти всего населения этих народов с Дальнего Востока. Осуждать это или не осуждать — это вопрос другой. Многие страны поступали так же, выселяли народы, под именем которых враг мог действовать.
