— Есть! Нашел!
— Что нашел? Покажи!
Никакой вибрации я не почувствовала. Видимо, я еще не доросла до этой высокой эзотерики. Вот у Руби бы точно получилось.
Ли посадил меня на спину, перелез через стену замка и дал деру. И еще до заката луны мы снова оказались в нашем, современном Лондоне.
МАТЕРИНСКИЕ ТРЕВОГИ
А наутро пришлось вылезать из кровати и тащиться в колледж. Главным образом для того, чтобы спрятать в шкаф очередную регалию Пана, а именно — корону, филигранной работы золотой венец, украшенный кельтским орнаментом и грубой огранки драгоценными камнями. Теперь это сокровище хранилось в моем шкафчике, завернутое в футболку, вместе с янтарем и яичной скорлупой.
Когда я вернулась из школы, мать, вопреки обыкновению, была дома, а не в пабе. Как будто ждала меня. На столе стоял обед, и мать не спешила уходить. Я бы с радостью просто легла спать, но мать решительно налила нам по тарелке супа и вдруг спросила, где я пропадала последние четыре дня. Я ответила, что ночевала у Ли.
— У вас серьезные отношения? — осведомилась мать.
Я молча жевала лапшу. Было очень вкусно, но сил хвалить не было совсем.
— Ты часто не ночуешь дома с тех пор, как он появился. Я просто хочу знать, насколько у вас серьезно.
Серьезно ли? Что там об этом говорит пророчество?
— Мам, вот честно, не знаю.
— С Ричардом Косгроувом тоже поначалу было серьезно, а теперь? Он звонил в воскресенье, хотел с тобой поговорить.
В воскресенье меня похитил дракон.
— Фелисити, ты меня слышишь?
— Что?
— Ты отвратительно выглядишь. Меня мало заботит, где вас с этим Ли носит. Дай мне слово, что ты не принимаешь наркотики!
— Да что ты, мам, ну какие наркотики! Ты же меня хорошо знаешь!
— Не уверена, что я вообще хорошо знаю хотя бы одного из моих детей, — покачала головой мать. — Я в последнее время все думаю: может, я зря переехала в Лондон? Не было ли это огромной ошибкой?
В жизни не слышала от матери ничего подобного. Что это вдруг на нее накатило?
Она заметила мой недоуменный взгляд и болезненно улыбнулась.
— В Корнуолле у меня совсем не было будущего. Моей вдовьей пенсии и ренты моей матери ни на что не хватало.
— Мам, ты не переживай. Про Корнуолл все уже все знают. Я рада, что мы переехали в Лондон.
У меня здесь друзья, которых я ни на что не променяю.
— И тем не менее. В Корнуолле вы ладили, ты и твои брат и сестра. Вы держались вместе. А здесь ваши пути разошлись. Вы почти враждуете. Разве это правильно?
Она вздохнула и вдруг схватила меня за руку.
— Ты знаешь, Фели, когда ты неделями не ночуешь дома, я начинаю сходить с ума. Я бы тебе позвонила, но мне отключили телефон. И я не хочу, чтобы Майк, Эд и Стенли знали, что ты бог знаешь где пропадаешь. Я хотела было тебя искать, но пришлось бы обращаться в полицию, а это ни к чему, потому что ты ведь у кого-то из друзей. Мне чудовищно стыдно. И стыдно смотреть тебе в глаза.
У матери был совершенно потерянный, виноватый вид. Она просила у меня прощения и, очевидно, мучилась от чувства вины и от всей этой ситуации.
— Фели, обещай мне, что не будешь больше исчезать из дома на ночь! Мне тревожно и страшно за всех моих детей. У Анны тоже творится что-то неладное.
— А что у Анны? У нее же есть все, чего она хотела.
— У меня дурное предчувствие, — ответила мать. — У Джейкоба день рождения на следующей неделе. Я знаю, Рождество обернулось катастрофой, но давай пойдем поздравим малыша, а?
— Конечно! — тут же пообещала я.
Мать кивнула.
— А твой друг пойдет с нами? Мне нужно предупредить Анну.
